– Страшно. Но пора бы уже дальше идти… Три года прошло. И непохож твой Женька на предателя.
Образованный, чуткий, воспитанный. И пусть плечи у него не широкие, в глазах не мёд, а поблёкшая зелень, и ниже он, чем Ванька, на добрых две головы, но тут даже я не могу не признать, Таня с ним расцвела. Не так, как тем летом, когда впервые поймала на себе заинтересованный взгляд моего брата, но ледяной панцирь, сковавший её разбитое сердце, определённо дал трещину. Пошёл паутинкой и медленно осыпается холодной крошкой, позволяя ей вновь почувствовать себя живой.
– Думаешь? – она глядит на меня с надеждой своими голубыми искрящимися глазами и, смущённо приподняв уголки губ, ведёт плечом. – Время покажет, Саш. Может и права ты, струшу, потом всю жизнь буду жалеть.
– Вот-вот, – зубами стягиваю с руки перчатку и, достав из кармана мобильный, вонзаю свою лопату рядом с Танькиной. – Только на чай прервёмся, а то сляжешь с ангиной и не видать тебе смотрин как своих ушей.
– С пряниками?
– А хоть и с пряниками.
– Тогда я в магазин. Заодно и Марту найду, а то час, как слиняла. Эй, Безымянный! – машет рукой, перекрикивая глухой стук усердно работающего топора, и уже вовсю зазывает к нам Незнакомца. – Перерыв! Вы с Санькой чайник грейте, а я за сладким.
Танька бежит, выстукивая маленькими (три сантиметра, не больше) устойчивыми каблучками, наш помощник топор откладывает, а я теряюсь, теперь не на шутку испугавшись необратимого – мы останемся наедине.
Незнакомец
На Саше старая дутая куртка с оторванным карманном, ядовито-оранжевый шарф, в пять кругов обмотавший шею, объёмная, не менее яркая шапка, постоянно съезжающая на брови, и серые дутые штаны, небрежно зашитые чёрными нитками на правой коленке… А с той ночи, когда я так бездумно сгрёб её в утешительные объятия, отделаться от мысли, что она безумно красива, даже при всей нелепости её сегодняшнего наряда мне не удаётся. Как и прогнать прочь догадку, что той секундной заминки, когда я касался её щёки, погружаясь на дно усыпанной золотой пылью бездны, хватило, чтобы в девушке проснулась запоздалая настороженность.
Ведь и швабра вновь пропала из туалета, где несколько дней стерегла угол, и хозяйка весь вечер меня сторонилась. Даже сейчас, когда её деятельная подруга, с самого утра гонявшая меня по крохотному участку, прилегающему к бараку, скрылась за забором, Саша торопливо отворачивается, подбирает с земли случайно выпавшую из кармана рукавицу, и явно с сожалением проводив взором устремившуюся к магазину спину, вздыхает: