Нет, вовсе не ангелом она была для меня и не статуей из бронзы, подле которой мне надо было ходить, не смея прикоснуться, совершать подвиги или слагать баллады. Свою любовь я чувствовал разумно. Я чтил её, как друга и берёг…
Потом что-то случилось, … я не помню…
***
– Н-ну, то есть к-как это случилось, я н-не помню. Сейчас-с не пом-мню, а т-тогда я з-знал-л. Я когда это всп-поминаю, з-заикаться начинаю. Но п-потом это в-всё проходит.
Вчера с д-друзями я по городу гуляли, ну, отдыхали мы там, выпили вина. А тут сенатор этот… ну, это мужчина был просто.
На нём же не написано, мол, кто он. Он обратил на нас внимание метров с пятидесяти, когда мы на скамейке все сидели. Высокий, статный он такой, широк в плечах весь. Увидел нас, сразу же подошёл и, не поздоровавшись, не представившись, не… попросил ничего… не попросил, не обратился, не спросил! А приказал нам сразу: «Пойдите и приведите мне ту женщину». Так пьяный матрос нам не скажет! Сказать так может кто-то лишь рабу! Женщина – да, там была. Стояла она там, куда он показал нам…
– И Вы его ударили?
– Три раза. Мне с одного удара его было не свалить. По корпусу. Не надо по лицу ведь.
– Сенаторская прикосновенность, стало быть?
– К-как Вы сказали?
– Ну, Вы ко мне сами пришли…
– Сам.
– Сами рассказали мне всё, …?
– Да, всё. И в рапорте я тоже написал всё, … что я совершил.
Только…
– Что только …?
– Как же мне знать было тогда, что это был сенатор?
– Вы обвиняетесь в нарушении закона «о сенаторской неприкосновенности». Никто, нигде и никогда, уж мне поверьте, а если Вы не доверяете мне, то поверьте закону. Нигде, никто, никогда, никакой гражданин, ни даже органы правопорядка не могут преступить этот закон, не при каких обстоятельствах. По совести, Вы имели право только не подчиниться его прямому приказу. А Вы нарушили, причём физическим путём.
***
Предстал перед судом. Суд, следует отдать должное его справедливости, вынес приговор: 10 лет тюрьмы.
Я согласился разумом и сердцем. Оставалось чуть менее 2-ух месяцев до нашего, а теперь уже их, похода. Со всем согласен был я, но смятенье само невольно в душу забралось.
Приговор не сразу был приведён в исполнение, а немного отсрочен, до времени.
10 лет.
10 лет для меня это значит, что ещё почти столько, сколько сам я себя хоть сколько-нибудь помню, я не могу быть мужем, сыном, другом иль отцом. 10 лет я никоим образом не смогу хоть сколько-нибудь помочь своей Родине.