– Что случилось? – высвобождаясь из рук Белен, спросила Лидиана. – Я уснула в кресле?
– А ты не помнишь, княжна? – встревоженным шепотом спросила Белен. – Ты говорила во сне…
Она замялась, не решаясь продолжить.
– Да? – Лидиана отстранилась, запахнувшись в плед, и отвела глаза в сторону горящего камина. – Я ничего не помню. Должно быть, это был страшный сон.
– Очень страшный, – с прерывистым вздохом заметила Белен. – Ты говорила, что в Серые Башни идет зло. Что оно будет здесь через трое суток. Ты правда не помнишь, что тебе снилось?
Продолжая глядеть на огонь, Лидиана отрывисто качнула головой. Ее худые плечи едва заметно дрожали под пледом.
– Говорю же, я не помню, – тихо, но с нажимом повторила княжна и подняла на служанку требовательный взгляд. – Я озябла. Подай грелку и помоги мне лечь.
Белен кивнула и с готовностью подхватила Лидиану под руки, помогая подняться с кресла и пройти в спальню. На ее лице между тем отражались мучительные, полные волнения размышления.
– Моя госпожа, – сказала Белен одними губами, – но ведь это то самое время, когда младший князь должен вернуться домой.
Черный котенок с вороным отливом шерсти пищал на нижней ветке дуба. У корней дерева прыгали, рыча и лая, две кудлатые дворняги с постоялого двора. Высокая женщина, по виду нищенка, в темной, заношенной и залатанной одежде и старой коричневой шали, один край которой был накинут на плечи, а второй накрывал голову, пыталась отогнать собак палкой. Но те скалились, дыбили шерсть на спинах и уходить не желали.
Лотар увидел эту картину, еще только подъезжая к постоялому двору на опушке Арленской чащи. Вечерело. Из труб на двухскатной соломенной крыше постоялого двора валил сизый дым кухонных печей. Из приоткрытых дверей общей трапезной комнаты слышались голоса, но кругом не было видно ни души, и никому не было дела до тщетных попыток нищенки вызволить котенка. Поравнявшись с плетеной изгородью гостиной избы, Лотар, недолго думая, громко, заливисто свистнул, привлекая внимание псов. Потом грозно прикрикнул, спрыгивая с седла, и щелкнул хлыстом, снятым с пояса.
Устрашение возымело действие: дворовые шавки опасливо шарахнулись в сторону и умчались под навес, где возле конюшни стояла их конура. Лотар усмехнулся, придерживая повод своего коня, подошел к дереву и протянул вверх ладонь. Котенок пискнул и мягким комочком скатился юноше на руку.