Всего двое
таких цвели ныне: Олеандр и его отец. И единственное, чего добьётся
покуситель, умертвив правящих — обречёт Барклей на угасание и лишит
защиты Вечного Древа, прародителя леса.
И тут
всплывает иной вопрос: кто из дриад настолько дик, что готов
подточить опоры родных земель? Не страшится ли, что крыша
дома по итогу обрушится и на него?
Глухой
шлепок — будто мокрой тряпкой кто по полу ударил — прервал поток
мыслей. Олеандр вздрогнул. И обратил взор на звук. За стволом
мелькнула увесистая листок-лапа.
В покои
наведался Душка, его приятель, мало-мальски разумный цветок,
похожий на алую ягоду-переростка. Живя на ветвях дерева, он нередко
спускался, чтобы порисовать. Ну или ведро с водой
стащить.
Облака
рыжеватой пыльцы окружили Душку, когда он прикатился к ложу,
подобно снежному кому. И распушил листву. Уселся, стукнув угольком
по полу.
— Нет, —
Олеандр вздохнул. — Сейчас не могу. Завтра порисуем. Я не…
Прекращай! Что ты?.. Хм-м…
Левой
лапой-листком приятель растрясал столик, а правой, с угольком, уже
расчерчивал на полу узоры. Черные линии неспешно складывались в
треугольник, по бокам которого рядом с вершиной пристраивались еще
два поменьше. Так дитя нарисовало бы накидку с шипами.
Душка
намалевал плащ стального хранителя. Ничего страшного.
Но!.. Уголек снова пополз по полу, ведомый лапой.
И скоро
неподалёку появился еще один рисунок.
— Что это?
Бут… — Сердце Олеандра ухнулось в пятки. Воздух в покоях, мнилось,
раскалился, застыв жаркой взвесью. — Бутылка?! Ты кого-то видел?
Значит, я прав? Это кто-то из воинов Эониума?
Жаль, Душка
не отозвался. Мало он понимал. Да и речи чужие разбирал с
превеликим трудом.
Трудная у
Олеандра выдалась ночь. Четырежды он просыпался в поту, выбитый в
явь блеском занесенного над шеей меча. А пробудившись в пятый раз,
устроился на подоконнике с чашкой травяного отвара. Устремил взор к
улочке в тени лиственных крон.
Статуя
Тофоса, сгорбленного старца в плаще, стояла там и глядела ввысь,
вскинув руки к небосводу. Пробегавшие мимо дриады то и дело
замирали возле неё. Вот две девушки припали к тропе и ударились
лбами о босые ступни Творца. Вот ребёнок упал на колени и прильнул
щекой к подолу его накидки.
В другое
утро Олеандр нарек бы собратьев глупцами — нужно ли Тофосу, чтобы
его древесное воплощение головами подтачивали? А ныне суета
успокаивала. Он наблюдал за поселенцами. Взирал на их мельтешение
сквозь просветы ветвей, и туман в голове развеивался. Сердце
замедляло бег.