Пришлось практически ползком, превозмогая чудовищную боль,
искать на ощупь нужный мне предмет. Под руками все время булькало
какое-то грязное, склизкое месиво. О том, что это такое старался не
задумываться.
Нашелся он спустя сотню матерных слов и жалобных стонов в
нескольких метрах от меня. С трудом одев его на голову единственной
работоспособной рукой я включил прибор ночного видения. Он сильно
сбоил, периодически прекращал работать, но это в любом случае было
лучше, чем слепота, я огляделся.
Локация из моей памяти сильно преобразилась. Обломки стен, горы
покорёженных тел и куча всякого хлама вокруг хаотично заполняли все
пространство. Я немного побродил среди кровавого месива и отыскал
своих товарищей, точнее то, что от них осталась. Покалеченные и
переломанные они лежали в абсолютно неестественных положениях
дополняя собой весь ужас сложившейся ситуации. Судя по тому, как
они выглядели проверять живы они или нет было абсолютно
бессмысленно. С такими травмами не живут. Мысленно прощаясь с ними
я бродил по этому склепу в поисках выхода пока случайно не
напоролся на свой сильно потрёпанный, грязный бушлат. Надеть его
было той ещё задачей, но проклиная себя за весь этот поход я
наконец ощутил долгожданное тепло. Вот только радость была совсем
не долгой…
Ком не работал, проводника у меня теперь не было, и то, как
добираться домой я не имел не малейшего понятия. Довериться
интуиции? Попытаться вспомнить дорогу? Если бы я знал, что все так
будет, то наверняка бы попробовал запомнить ориентиры, но я не
помнил ничего кроме тупиков и единственной ночной остановки.
Добраться до туда было бы уже счастьем, на которое я даже и не смел
рассчитывать…
Среди хлама с трудом нашел свою LP-650. Она была в активном
убойном режиме, но индикаторы заряда были разбиты, да это было и не
важно — боезапас был исчерпан, а оставаться совсем без оружия было
бы фатальной халатностью. Пришлось потратить ещё кучу времени,
чтобы отыскать хотя бы парочку уцелевших орудий для извлечения
энергетической обоймы. Даже этот в общем-то простой процесс
оказался истинным геморроем, ведь рассчитан он был на две руки, а
не на одну.
Проклятые катакомбы! Я думал, что они никогда уже не кончатся.
По пояс в ледяной воде, продрогший, ненавидящий весь мир за этот
грёбаный поход, я цеплялся за грязные стены изодранными в кровь
руками. Внутри все кипело от ярости, но снаружи я был абсолютно
беспомощен. И лишь долгожданный источник света в конце подъема,
приятно слепящий глаза, и дуновения свежего ветра приятно ласкали
изувеченные уставшее тело. И только ноги омрачали этот прекрасный
момент. Их словно ледяными иголками прошивало насквозь с каждым
шагом, и это при сильно сниженной чувствительности…