. Эти попытки издать стихи Полежаева предпринимались Е. Барковым уже после смерти поэта, который скончался в январе 1838 года. И, несмотря на это, стихи его по-прежнему не могли получить доступа к читателю через печать. Барков, как свидетельствуют протоколы заседаний Цензурного комитета, пытался обмануть бдительных цензоров, заменив название рукописи. Так, уже через месяц, в апреле 1838 года «дворовый человек Евреинова Егор Макаров Барков», «по доверенности от автора» вновь представил в Комитет «Часы выздоровления», но уже под названием «Из Виктора Гюго»
[49]. Это обстоятельство не укрылось от глаз цензуры, и Комитет принял по этому вопросу уже более радикальные меры через обер-полицмейстера Москвы, которому было направлено специальное донесение: «Г. Московскому обер-полицмейстеру. Московский Цензурный Комитет покорнейше просит Ваше превосходительство приказать, кому следует отобрать от дворового человека г. Евреинова Егора Макарова Баркова, живущего на Тверской улице в доме купца Лонгинова, сведения: по какому поводу и праву стихотворения Полежаева, которые приобщены были к числу запрещенных, и на основании Устава цензуры удержаны при делах Комитета, вновь под заглавием: «Из Виктора Гюго» представлены на рассмотрение»
[50].
Егор Барков был мало осведомлен в тонкостях цензурной политики правительства и едва ли знал, что еще в начале 1835 года Николай I выразил недовольство стихами Гюго, появившимися в «Библиотеке для чтения» и назвал их «неприличными», о чем имеется соответствующая запись в журнале Московского цензурного комитета[51]. Поэтому стихи, поданные Барковым, вдвойне были «опасны» для цензурного комитета.
29 марта 1833 года цензор Цветаев донес, что он прочитал рукопись «Горя от ума» и не считает возможным ее издать; Цветаев указывал, что в 1-м и 2-м действиях «девушка» (Софья – Л. К.) ведет себя неприлично и нашел «странным», что эта пьеса шла уже в театре[52]; «Комедия была играна несколько раз на московском театре», – удивлялся Цветаев.
Вообще женские образы первых реалистических произведений русской литературы вызывали много нареканий со стороны поборников «светской» морали. Так, в рецензии на 7 главу «Онегина», помещенной в «Галатее» за 1830-й год, автор сетует на то, что «барышня (Татьяна – Л. К.) была в комнатах Онегина»