Да, я кремень! После обморока мысли
ясные, даже язык неплохо шевелится и звуки формирует. Кощей, зло
кривя губы, ответил:
- Желаю показать Вам свою
сокровищницу.
Дохлик пристально смотрел мне в
глаза.
На кой? Лучше бы дал в наше
распоряжение пыточную или, на худой конец, отдельную тюремную
камеру, она нам позарез нужна, Тихона колоть. Ну, если ему так
неймется похвастаться, то уважим и сходим посмотреть на достижения
местной ювелирной промышленности.
Утренняя прогулка прошла чудесно.
Горгульки и химерочки ждали нас во дворе, дружелюбно
поскуливая.
- Маша, - обратился ко мне Серый. - А
ты зачем перед Кощеем в обморок упала? Разжалобить хотела? Не
поможет, перед ним до тебя и рыдали, и кричали, и истерили. Он у
нас бесчувственный.
Ну-ну, вы еще своего шефа плохо
знаете, вчера еле-еле две слезинки выжала из себя, и Иста уже дома.
Надо не забыть, если этот бесчувственный дохлик заупрямится меня
домой возвращать, порыдать всласть.
- Я упала не «зачем», а «потому что»,
- хмуро ответила я зубастику.
Тот задумался, не понимая логики
моего ответа.
- Потому что страшно было, вот
сознание от меня и сбежало, жаль, что я не могу себе позволить
такую же роскошь. Знаю, что обморок не поможет. Мне ясно мыслить
нужно, чтобы Елисейкиного злодея поймать, и тут мой падеж только
мешает.
Волк уставился на меня в изумлении,
как на малахольную:
- А больше тебя ничего не
смущает?
Мой ребенок летает с диким криком,
оседлав клыкастую химерку, я веду беседу с диким хищником, только
что завтракала с ходячим трупом. В моем положении смущаться
шизофрении глупо, пора принять свой диагноз и начинать получать от
него удовольствие.
Тварюшки весело играли с Ваняткой в
салочки, то все вместе бегали по зеленой травке, то взмывали в
голубую высь. Надо заметить, что десяток каменюшек всегда
прогуливались по периметру «детской» площадки и зависали в воздухе,
охраняя моего сына. Красота!
- Серый, ты с Ваней остаешься гулять,
а я пока пройдусь, - и, не дожидаясь ненужных вопросов, рванула
обратно в замок.
И только я забежала за угол здания,
как врезалась в крепкую мужскую грудь, чувствительно приложившись к
ней носом.
- Да чтоб вас всем повылазило! –
вылетело из меня немного неконкретное ругательство.
Не успела опомниться, как была
прижата спиной к каменной стене замка, а фронтальной стороной
своего туловища - к Любомиру. Стервец насмешливо взирал на меня с
высоты своего роста, как лепидоптерофилист на пришпиленную им
бабочку. Одним словом, маньяк сказочный. Но хорош! Глаза пылают
гневом, грудь так и ходит ходуном, то и дело вдавливая меня в
каменную кладку, руки жарко сжимают мои ребра, давая ощутить
мужскую мощь.