Девушка повернулась ко мне лицом, прижалась легонько. Я ласково
погладил ее по голове, радуясь, что прощен.
- Миш, когда ты что-то скрываешь от меня, не обращаешься ко мне
за помощью, то… - тихо и очень серьезно заговорила Рита. - Это все
равно, что отдалиться, уйти! Не уходи, пожалуйста… Ладно?
- Ладно… - выдавило пережатое горло.
- Не впутывать, не трогать – так нельзя. Ведь я – твоя! И не
стесняйся ты просить меня, или посвящать во что-то опасное,
грозное, чудовищное! Я хочу быть с тобою рядом. Даже если ты
далеко, я все равно буду вместе с тобой! Покажи свой паспорт.
Я молча вынул синюю книжицу с орлом.
- Майкл Борн… - медленно выговорила Рита, глядя на фото с
усатеньким молодчиком. На снимке я улыбался. – Борн… Это от
«бёрнт»?[1]
- Угу…
Девушка вздохнула. Аккуратно сунула документ обратно – и крепко
обняла меня за шею. Я вмял ладонь в упругую попу, а Рита зашептала
срывающимся голосом:
- Подожди… Пусть твои лягут…
Моего терпения хватило.
- Спокойной ночи! – разнесся звонкий мамин голос.
- Спокойной ночи! – ответили мы дуэтом, быстро раздевая друг
друга…
…Я не зря весь вечер возился с кроватью – ложе не издало ни
единого скрипа. Правда, Ритины стоны утишить не удалось, да и не
надо. Прекраснейшие звуки, ласкают слух…
- Ты скоро… уедешь? – зашептала девушка, унимая дыхание. –
Улетишь?
- Ага…
- Страшно?
- Ты знаешь… - пошарив руками, я огладил горячее и шелковистое,
подтянул к себе, облапил. – Страх есть, конечно, но нетерпение
сильнее.
- Хочешь поскорее глянуть в глаза… врагу?
- Да… Я понимаю месть как прямую справедливость. А
справедливость – это равновесие. Сила действия нарушает баланс,
противодействие восстанавливает его…
Я почувствовал на лице влажные касания губ.
- Скажу твоей маме, что ты уехал в командировку, дней на десять…
Только ты возвращайся, ладно? Я без тебя умру…
Вторник, 18 апреля. Утро
Москва, Шереметьево
Вылетал я в одиночестве – провожать Майкла Борна было некому.
Усы и очки с затемненными стеклами здорово исказили мой облик. Сам,
глядя в зеркало, чуял нечто чужое в отражении.
Разумеется, я перекатывал во рту жвачку и часто улыбался, играя
недалекого гражданина США. Пограничный заслон я одолел с легкостью
– строгий взгляд, дежурная улыбка, штамп в паспорте.
Куда больше меня напрягали прикрепленные. Тут уж пришлось
поработать всему моему милому эгрегору – девчонки отвели глаза
бдительным телохранам. Спохватятся, конечно, забегают, но самолет
вылетает без десяти девять…