Одним желанием, всей волей я
обрушился на безумную стихию, выметая рыжее пламя из сердечного
ядра. Вода, почувствовав свободу, воспрянула, попыталась
развернуться, занять освободившееся пространство, но тут же
получила от меня хлёсткий ментальный удар. У сосредоточия может
быть лишь один хозяин — владелец тела.
Приготовившись встречать ответный
удар от хаоса, я собрал всю свою волю в единый кулак. Но безумная
стихия, вопреки моим ожиданиям, не ударила. Грубая сила, с которой
я вытеснил из сосредоточия ставшее рыжим пламя, пробудила у хаоса
жажду познания и радостное предвкушение. Моё сознание буквально
затопило восторгом. Так могут радоваться лишь непоседливые дети,
увидевшие нечто невероятное.
Спустя неопределённое время — может,
вечность, а возможно, лишь несколько секунд — я неспешно покинул
сердечное ядро, вернувшись в реальность. Стихия хаоса приняла меня.
Не покорилась, нет. У меня сложилось впечатление, что её вообще
невозможно привести к покорности. Во всяком случае, не с этим
ослабленным телом и возможностями духа.
К чему откладывать то, что может
сделать меня сильнее? К тому же подслушанный разговор матери и
старосты подсказал, что впереди меня ждёт нечто, приводящее всех
жителей посёлка в благоговейный ужас. Я не знаю, и вряд ли мне кто
даст полный и развёрнутый ответ — кто такие ведьмаки? А значит,
стоит подготовиться к этой встрече.
Стараясь не шуметь, я поднялся на
ноги и, двигаясь как можно тише, доковылял до циновки,
перегораживающей выход. Здесь мне пришлось повозиться с завязками,
выполняющими роль замка, но я быстро справился с ними и наконец
выбрался наружу.
Первое, на что обратил внимание, —
это ночное небо. Яркие, невероятно крупные звёзды буквально усыпали
весь небосвод, давая достаточно света, чтобы разглядеть
окрестности. Я улыбнулся этим звёздам, вдохнул полной грудью ночную
прохладу и лишь после окинул взглядом окружающий пейзаж.
Слева от нашей хижины простиралась
равнина. Даже при свете звёзд я смог разглядеть, насколько она
безжизненна. Лишь изредка то тут то там из засушенной пыльной земли
росли чахлые, еле заметные кусты. И так до самого горизонта.
Воистину пустоши...
Напротив выхода из лачуги, в которой
мне теперь предстояло жить, вдали возвышался остроконечный хребет
горной цепи. Невысокой, такой же мёртвой, как и равнина. Во всяком
случае, мне так показалось. К горам присмотрелся внимательнее и
внезапно для себя понял — у меня очень хорошее зрение. В разы
лучше, чем было у прежнего тела. Я без труда определил, что до
подножия хребта чуть меньше двух километров и что он действительно
низок — не больше четырёх-пяти сотен метров. Хм, ну хоть что-то у
моего нового тела лучше, чем было раньше.