Поужинав жареным мясом и травяными
котлетами, мы восполнили запасы питьевой воды и покинули стоянку.
Ящер, увидев меня, рыкнул и, приблизившись, тщательно обнюхал моё
правое плечо. Как раз то место, куда пришёлся удар. А затем издал
протяжное шипение.
— Кухря, ты чего? — с удивлением
произнес ведьмак. — Какое ещё проявление теники? Это был обычный
кинетик, разве что чересчур шустрый.
— Х-хищ-щ! — вновь зашипел питомец
Александра, и я физически почувствовал исходящее от зверя
раздражение.
— Не шипи! Вот доберёмся до форта,
покажем мальчишку смотрителю, пусть он разбирается, — проворчал
ко'тан. — А сейчас нам следует поторопиться.
— Конмэ, что такое теника? —
обратился я к офицеру. Спросил не просто так, а с дальним прицелом
— разузнать про смотрителей, потому что слова Александра мне сильно
не понравились.
— Рано тебе ещё знать о тенике, —
грубо ответил мне ведьмак. — Садись на Кухрю и держи крепче своё
копьё.
Мысленно улыбнувшись, я взобрался в
седло. Оружие мне ещё в первый раз пришлось примотать к руке куском
прочной верёвки, взятой в доме старого Хамзата, мир его праху.
Перед выходом из стоянки я сделал удобную петлю и теперь мог в
любой момент освободить копьё, развязав простой узел.
Умостившись поудобнее в седло, успел
даже осмотреться. За правым плечом клонилось к горизонту местное
светило, подсвечивая горную гряду. Позади и слева бескрайняя
пустошь, а впереди, на границе видимости, в стремительно темнеющее
небо упирался бледно-серый столб дыма. Точно такой же, как и над
нашей повреждённой башней.
— Кухря, стоянка шесть-семнадцать,
выложись по полной, — приказал ведьмак, усаживаясь за моей спиной.
— Вперёд!
Рывок, от которого меня чуть не
сорвало с седла, и ящер с места понёсся вперёд огромными прыжками.
В лицо ударил поток вечернего, начавшего остывать воздуха, и я
сразу понял, почему ночью перемещаться гораздо удобнее. Для ящера,
похоже, это ещё и экономия стихийной энергии, позволяющей
передвигаться столь быстро. Что ж, значит, будем держаться
крепче.
***
Два часа безумной гонки по
безжизненной равнине, гладкой и мёртвой. Кухря остановился, когда
солнце уже давно скрылось за горизонтом и на очистившемся,
почерневшем небе высыпали мириады звёзд, столь ярких и крупных, что
тонкий серп луны почти не выделялся на их фоне.