Забегали, засуетились после ужасной
вести послушники Священного Двора. Ни о каком явлении, правда,
никто из них толком не слышал, да и прежние вести об оборотнях
оказывались обычно фантазиями, хотя нечисти в дальних краях
хватало, но всякая смерть чаще всего объяснялась просто, потому как
нет ничего проще смерти. Однако до начала колесного хода оставалось
не так много времени, а большего вреда вере, чем от смущения умов,
произойти не могло, поэтому престарелый Ата вызвал сэгата Белого
Храма и приказал отправить в Гар лучших храмовых старателей. То
есть служителей, предназначенных для разбирательства
противоестественных дел, а именно: судью, усмирителя и защитника
или, как порой говорили в народе, - судью, палача и печальника.
Выехали старатели из Тимпала в тот же
день, меняя на каждом дозоре лошадей, добрались за неделю или около
того до Гара и приступили к разбирательству. А в первый день
второго месяца осени, когда должно было начаться шествие и тысячи
паломников ждали полуденного удара колокола, чтобы двинуться вместе
со священной процессией с севера на юг из Тимпала к Тэру через тот
самый Гар, в городе появился всадник. Его одежда была изодрана,
глаза – красны от бессонных ночей, лошадь почти загнана, однако он
продолжал вонзать в ее бока шпоры. Всадником был отправленный в Гар
судья Эгрич.
Он миновал Известковую слободу,
спугнул стаю ворон, ждущих жертвенных отрубей в кронах священной
дубовой рощи, поднялся по широкой Гончарной улице к верхнему
городу, миновал нижние ворота, махнул рукой дозору верхних и
спрыгнул с коня только у главной лестницы, но не потому, что
добрался до места, а потому что загнанное животное упало у первой
ступени и испустило дух. Паломники, заполнившие площадь,
замерли.
- Что стряслось, Эгрич? –
насторожился старший дозора.
- Беда, - прохрипел тот и побежал по
лестнице к храму.
- Двое за мной! – рявкнул дозорный и
поспешил за вестником.
Сто шестьдесят ступеней Эгрич
преодолел, не останавливаясь, хотя дыхание его прерывалось, и хрип
в груди заглушал шелест осенней листвы под его ногами. Лишь на
самом верху судья остановился, чтобы преклонить перед вратами
Белого Храма колено и нарисовать ладонью святое колесо у себя на
груди, но тут же поднялся, поморщился, как будто мучился от
невыносимой головной боли, и побежал по узкой лестнице,
опоясывающей храм и ведущей в верхний зал, в котором шла
праздничная служба. Когда, миновав двух последних стражников, судья
вбежал под священные своды, силы его были на исходе.