- Воняет от него… - пошевелил
ноздрями первый. – Что они тут пьют? Я такой дряни и не упомню. И
бледный он какой-то. Сдал Цай за три года, сдал… И что за темень?
Ни огонька…
- Ты смотри, Клокс! – раздался уже в
отдалении голос Дойтена. - Кажись, частокол горожане справили.
Боятся, что ли, кого? Точно поперек улицы. Оттого и огней не видно.
Вроде свежий. Ворота… Неужто весь город укрепили? Чего ж тогда Цай
спит снаружи?
- Спросишь, когда протрезвеет, хотя в
прошлый раз тебе с этим не повезло, - пробормотал старший и вдруг
замер. Сквозь шум ветра, торопящегося продуть сырые кусты и
деревья, донесся отдаленный вой. На прояснившемся на мгновение небе
проявился узкий серп месяца. Лошадь Клокса задрожала и натянула
уздцы.
- Ты слышал? – понизил голос старший,
посмотрев на вернувшегося из темноты Дойтена.
- Волк или собака, - с тревогой
предположил тот, поглаживая шею своей кобылы. – В этакую погоду я б
и сам завыл. И завою еще, если не опрокину в глотку кубок вина. Что
делать-то? Цая будить? Или в ворота биться?
Клокс задумался на мгновение, словно
голос неведомого зверя мог изменить его планы, но затем потянул
коня в сторону:
- Нам другие ворота нужны. Демон их
раздери, где они? И с этой стороны частокол? Похоже, и будка не на
месте? Где трактир?
- Здесь! – раздался из темноты
негромкий голос третьего путника. – Стучать?
- Стучать? – взъярился первый. –
Сносить, камень мне в глотку. Еще немного, и я промокну до нитки.
Не жалей кулаков, Юайс! Да что там? Ногой вдарь! Знал, что
трактирщик глух как булыжник, но что и слуги у него только на
отбивные годны…
Слуги на первый взгляд не были годны
и на отбивные. Во всяком случае, старик, что приоткрыл ворота,
высох, не дождавшись смерти. Рука его была столь худой, что
вознесенная ею над головой лампа просвечивала сквозь кожу. Однако
по мановению этой тонкой руки и кивку лысой головы ворота
распахнулись, и вслед за тем неожиданно сухой, укрытый навесом двор
наполнился топотом и храпом лошадей. По ступеням застучали башмаки,
заскрипели двери, замерцали во мгле лампы, где-то в отделении, за
толстыми стенами подали голос куры, пахнуло теплом.
- Чтобы лошади и поклажа были в
порядке! – погрозил старший немалым кулаком в темноту двора,
соскоблил глину с сапог о ступени и, шумно высморкавшись, толкнул
тяжелую дверь.