Внутри изолятора меня встретили
голые серые стены и зарешёченные камеры. Нас с офицером пропустили
на входе, и он показал на лестницу в конце главного коридора.
Внизу было так же тихо, как и на
этаже. Сейчас здесь должны находиться хотя бы те пленники, которых
взяли вчера, но возникало ощущение, что их уже давно запытали или
убили по-тихому, чтобы наружу не всплыли какие-нибудь неприятные
факты.
Я коротко, но сильно зажмурился —
агент Сигма, сейчас все проблемы на границе не относятся к твоей
миссии напрямую, не нужно снова погружаться в паранойю, это может
навредить.
Комната допроса представляла собой
большое помещение с камерами наблюдения и зеркалом Гезелла почти на
всю ширину одной из стен. Так как никаких тайных свидетелей у нас
не было, Беляев провёл меня внутрь.
Я покосился на майора, который
тяжело пыхтел и морщил лоб, ожидая, когда введут первого
пленного.
— Ваше Высочество, — он обратил на
меня внимание, — допрос будет долгим, присаживайтесь.
Давыдов кивнул на свободный
стул.
Я молча проследовал к нему и сел так
же, как и до этого в кабинете — нога на ногу. Губы Давыдова
дрогнули. Сейчас либо он окончательно признает разницу между нами,
либо будет продолжать верить, что я всего лишь взбалмошный сопляк.
Жесты и позы не главный козырь, но он есть, и почему бы его не
использовать.
Слева от меня сидел переводчик —
сухой юноша лет на пять старше меня. Он поправлял очки, заглядывал
в толстую папку и никак не мог уложить растрепавшиеся волосы.
Нервный малый. Неужто Давыдов вызвал для допроса неопытного
переводчика?
Через пару минут вторая дверь
помещения — слева, грохотнула и открылась. В сопровождении двух
гвардейцев привели первого маньчжура.
Я слышал, как переводчик коротко
вздохнул и отправился к столу, куда усадили грузного поникшего
мужика. Оглядев пленного, я понял, что на нём нет ни отличительных
знаков, ни нашивок, одежда практически крестьянская. Но он точно
был одним из тех Созидателей, что держали щит против нас.
Как такое могло быть? Я прищурился —
нет, вид совсем незнатный, даже не просто холёный. Слишком смуглая
кожа, загорелая. Ладони испещрены мелкими шрамами, натруженные. Он
не мог быть синергентом, не мог работать со своей силой, но...
Работал же.
В Цин родовые союзы, аристократия,
императорский и другие рода стояли на своих способностях веками,
как и в Российской Империи, как и везде. Не было и не могло быть у
простого крестьянина такой силы.