Они вырвались из чащи через час с
небольшим, потрепав и одежду, и лошадей, и с облегчением разглядели
на закутанной туманом опушке мутный фонарь в руке коренастого если
не великана, то рослого незнакомца перед распахнутыми воротами, да
крохотные светящиеся оконца в сложенном из тяжелых стволов
рэмхайнского кедра доме.
- Сюда! – замахал фонарем и зарокотал
баском незнакомец. – Добро пожаловать в егерское зимовье! Как же
вас угораздило, добрые люди? Я уж думал, стадо кабанов по ручью
идет, ветвями трещит, хотел было так и принять их всех в конюшню,
закоптить с чесноком, а вы вроде бы гости из Сиуина? Да еще, судя
по перевязям и бляхам, – в важных чинах?
- Толку от тех чинов, - сплюнул
Клокс, заводя вслед за Мадром отчего-то забеспокоившуюся лошадь в
просторную, пусть и тонущую в полумраке конюшню. – А куда ж делся
Акойл? Прежний егерь где? И почему в твоей конюшне, великан,
собственной лошади нет? Дойтен! Успокой свою кобылу! Посмотри,
может все-таки поймала шип копытом? Мы храмовые старатели, а ты
кто? А? Что скажешь, приятель?
- Ну уж точно то, что не приятель я
тебе, - хмыкнул великан и запахнул тяжелые ворота так легко, словно
они были калиткой в заборе, да водрузил на кованные крючья тяжелый
засов. – Вот выпьем да перекусим, может, и стану приятелем. А пока
я простой егерь по имени Краба, сменивший вашего Акойла. Не молод
он уже был, так что... не обессудь. А лошади у меня нет, потому что
не родилась еще лошадь, чтобы выдержать мою тушу. Видишь,
беспокоятся? Любой спину переломить могу. Ну вы что, стоять будете,
или в дом пойдете? Не знаю, кто за вами гнался, но этих стен даже
медведь не свернет. Я уж знаю, что говорю. Пошли в дом.
- Мадр, - окликнул защитника Клокс. –
Задай лошадям корм, оглядись тут. Я вижу, и сено, и овес в ларе
имеются? И вода в кадушке? И не волнуйся, без тебя потчеваться не
станем.
- Не задерживай слишком, - хохотнул
Краба. – А то у меня брюхо, что твое ведро. Чуть упустишь, и
потчеваться нечем будет.
- Я поспешу, - пообещал Мадр,
втягивая в узкие ноздри ползущий в конюшню из двери пряный аромат и
почему-то озираясь с тревогой.
В просторном и жарко натопленном доме
было светло от полудюжины масляных ламп и большой беленой печи в
углу, в топке которой мерцали угли. Дом полнился сладковатым
ароматом явно сытного варева, отчего желудок Дойтена тут же сжался
от голода. Жилище егеря состояло из одной большой и высокой
горницы, и расставленные по ее стенам широкие и тяжелые скамьи
казались от этой величины убогими лавками. Краба сбросил с плеч
латаный тулуп и показался Дойтену еще выше ростом и шире в плечах,
чем в воротах конюшни. На его округлом добродушном лице сияла
улыбка, подобная тем, что происходят от силы и ни от чего больше.
Оно и понятно, этакому здоровяку легко быть добрым, мало кто
захочет причислить себя к его обидчикам.