— Спасибо, вот, — положила на стол небольшую, всего с ноготок
серебряную монетку.
Я не знала, достаточно ли этого за проживание меня и девочки в
доме вёльды.
— Убери, придумала тоже, — заворчала женщина.
— У меня есть немного.
Я настаивала на своём - не люблю быть должной. А монетки мне
выдал конунг как полноправной участнице похода.
Воины тихонько посмеивались, но одобряли действия Хальгорда, и
только Бруно мне объяснил, что я своей готовкой пищи освободила
мужчин от этой обязанности, чем существенно облегчила им жизнь. Так
что да, я была полноправной участницей их экспедиции.
— Вот и оставь себе, думаю, ещё пригодятся, — произнесла
прорицательница. — Бери, эта, кажется, не такая длинная, рукава
только подрежем.
Алину привели спустя минут тридцать. Гудрун и, видимо, её
подружка, заходить в домик вёльвы не решились, но, и стоя у порога,
всем своим видом показывали, как они мне «рады». На их лицах было
всё: и презрение ко мне, и превосходство, и даже немного зависти, и
в то же время страх перед вёльвой... Мда, слишком открытые.
— Забирай никчёмную. Конунг из жалости тебе раба подарил, —
рассмеялась подружка ростом не меньше Гудрун, такая же светлая,
румяная и крепкая, и тут же взглянуля на соседку, чтобы убедиться,
понравилось ли той, что она сказала.
— Текла? Ты научилась говорить? — с усмешкой произнесла вёльва.
— А я думала, тебя ещё в младенчестве языка лишили... Хотя, это
слова Гудрун. Зайдёте к старой вёльве, или на пороге стоять
будете?
— Нет, работы много, — недовольно буркнула Гудрун, пятясь от
домика. — Берите её, нам с вами стоять некогда.
— Спасибо, — кивнула, подхватывая девочку, притянула к себе и с
удивлением стала смотреть, как две красотки быстро удаляются от
домика.
— Трясутся, как овечий хвост, — ухмыльнулась прорицательница, —
а ты заходи, не бойся, кто с добрыми намерениями, того дом
оберегает.
— Идём, — потянула малышку за руку, уводя от двери, и, достигнув
нашего закутка, присела перед ребёнком так, чтобы она видела мою
лицо, и произнесла: — Привет, меня зовут Эвелин, можно Эви. Ты
будешь жить здесь, со мной и бабушкой Хейдой.
— Кхм! — прорицательница подавилась смешком, услышав такое о
себе - видно, бабушкой её ещё никто не называл.
— Присаживайся, здесь каша и лепёшка.
Девочка продолжала молчать и настороженно на меня поглядывать,
казалось, я её больше пугаю, чем старая вёльва. Но голод поборол,
и, схватив со стола лепёшку, Алина, откусив огромный ломоть от неё,
пыталась теперь это прожевать.