А, может, после Кристины мне теперь
везде подвох мерещится, когда дело касается подруг? Надо, конечно,
аккуратно поговорить с принцессой, да и на виконта не помешает
взглянуть, что за сердцеед такой, хотя, пожалуй, это уже лишнее,
поскольку может вызвать ненужные подозрения.
Разговор меня утомил, разболелась
голова, поэтому пришлось вернуться в спальню и лечь, даже, кажется,
удалось заснуть.
Мне снился странный сон: будто я из
этого мира наблюдала за тем, что происходило в моем мире: я лежала
в больничной палате без сознания в маске с трубками от аппарата
искусственного дыхания. Навестить меня пришла моя мама и долго
сидела рядом, плакала, разговаривала, снова плакала. Ее голос я
слышала будто сквозь вату. Позже пришел Виктор, по которому я
ужасно скучала. Увидев его такое родное лицо, я разволновалась и
заплакала.
Он осунулся, под глазами были темные
круги, по всей видимости, от бессонницы. Виктор долго сидел возле
меня, осторожно взял мою руку в свои ладони, а я ничего не
почувствовала. Потом он ушел, а я все продолжала плакать.
Проснулась я в постели с балдахином над головой, с мокрыми от слез
щеками, снова закрыла глаза и долго лежала, стараясь успокоиться,
все гадала: это обычный сон или мне показали реалии того мира, где
в моем теле умирала Джулиана. Некоторое время мне понадобилось,
чтобы успокоиться. Услышала, как в комнату кто-то вошел.
- Джулиана! – я открыла глаза и
увидела матушку. – Как ты себя чувствуешь? Ее Высочество хочет
видеть тебя.
- Спасибо, матушка, лучше, -
улыбнулась я. – Буду рада поприветствовать принцессу! – и добавила
про себя «наверное».
Гертруда вошла в спальню и
устремилась ко мне.
- Я бы хотела поговорить наедине с
Джулианой, - сходу заявила она.
Матушка склонила голову и послушно
вышла, мы остались вдвоем.
- Ты всем сказала, что ты ничего не
помнишь, – это прозвучало как упрек, после чего она
многозначительно замолчала.
Гертруда нервничала, ее глаза пытливо
всматривались в меня.
- А что мне оставалось делать? –
ответила ей вопросом, растерянно глядя на нее.
Это, кстати, было совсем нетрудно,
потому что я не знала, о чем она говорит, но признаваться в этом
считала преждевременным.
Принцесса еще некоторое время
сверлила меня раздраженным взглядом в надежде, что я что-то
добавлю, точно такой же взгляд был у Кристины, когда ей не
нравились мои слова или поступки. Потом довольно уверенным тоном
Гертруда произнесла: