Предаваясь своим размышлениям, я стоял на коленках перед
сидевшим на стуле старейшиной-пылью-номер-два, слушая его едва ли
не каждодневный монолог. Мне исполнилось всего восемь лет, а я уже
столько всего о себе знаю. В Интернете бы дядька чувствовал себя
как рыба в воде. Справедливости ради, пока ходил под себя, меня
особо не трогали, но только под его руководством пошёл познавать
письменность, как сразу же начал получать за минимальные ошибки
хлёсткой палкой, и слушать многочасовые нотации о том, кто я такой
и с чем меня едят. Как вообще можно так обижать ребёнка?! Ещё
хорошо, что я могу обмануть систему и просто выйти в состояние
внетелесности, перестав чувствовать боль, а если бы не мог, то...
Что тогда?
Серьёзно, каким бы рос обычный ребёнок, если бы к нему так
относились? Это я могу продолжать нагло улыбаться, а потом ещё и в
спину дули показывать, а если бы на моём месте был простой
карапуз?
Маразм.
Старейшина говорил много, на обороты не скупился, я прямо
чувствовал, что он душу в свои слова вкладывает. Казалось, что от
поступающей ко мне ненависти в груди сердце начинает биться чуть
быстрее, даря странный заряд бодрости и желания втащить старику, но
это чувство быстро пропадало, словно натыкаясь на внутренний
барьер. Захотелось устало вздохнуть. Наверное, никогда не перестану
задаваться вопросом, какой идиот будет потенциальное «самое
ужасное» беспричинно травить? Почему, маразматичное ты нечто? Я ещё
ничего не сделал, зачем ты даёшь мне мотивацию, зачем?!
…серьёзно, иногда мне кажется, что я какая-то трагическая жертва
женского романа.
Так, о чём там очередное ископаемое бубнит?..
— …но у тебя есть возможность оставаться хотя бы тем подобием на
человека, которым ты являешься сейчас. Таков твой долг, — закончил
свой монолог пыль-номер-два. Признаться, своими действиями он уже
давно заслужил титул пыли номер один. — Ты делаешь то, чему я тебя
научил?
— Да, — нагло соврал я, важно улыбнувшись, словно гордый
ребёнок, который хвастается достижениями перед родителем. Подобная
реакция безумно раздражала старейшину. Управлять своей мимикой
через состояние внетелесности было проще простого, главное тут
практика.
Старейшина какое-то время смотрел в мои честные (нет) глаза,
словно что-то подозревая. Я видел, как дёрнулась его бровь,
чувствовал, как комфортнее мне становится от его раздражения и
бессильной злобы, этот негатив словно по чуть-чуть подпитывал меня.
Не так, когда частично из-за меня умер тот промежуточный босс, но
всё равно приятно.