После завершения сложной хирургической процедуры, в ходе которой
Агдэил сумел восстановить сильно пострадавшее в бою с врагами
Колькино достоинство, все покинули палату, и Альмина осталась
наедине с юным паладином. Ее старший коллега, совершив очередное
медицинское чудо, отправился перекусить и вздремнуть.
Местные целители не рисковали вмешиваться в дела приезжих
мастеров и занялись другими своими пациентами, в которых не было
недостатка. Из тех разговоров, что успела подслушать Альмина, она
выяснила, что не так давно на нейтральной полосе произошла крупная
битва. Немало героев полегло в ней, а немногих уцелевших, чуть
живых и сильно израненных, сейчас выхаживали в лазарете
Форинга.
Юный паладин тоже участвовал в той битве. Насколько поняла
Альмина, этот отважный герой бесстрашно сошелся в схватке с
каким-то ужасающим монстром, носящим нелепое и обескураживающее имя
Свиностас. Кто таков этот Свиностас, Альмина не знала. Но сделала
вывод, что речь идет о весьма зловещем и мрачном создании, раз
люди, упоминая его имя, снижали голос до трусливого шепота.
Этого Свиностаса боялись. Он внушал людям какой-то суеверный
страх, ибо его непостижимая загадочность могла соперничать лишь с
приписываемыми ему злодеяниями. Многие, даже говоря о нем,
вздрагивали и пугливо озирались, будто страшились увидеть за своей
спиной предмет обсуждения собственной персоной. Весьма, надо
думать, страшный и опасный злодей.
Но этот юноша, что лежал перед ней на кровати, укрытый простыней
до самого подбородка, не устрашился зловещего Свиностаса. Он
отважно вступил с ним в бой, и едва не лишился жизни. И пусть он не
сумел одержать победы над грозным противником, но сам факт того,
что юный паладин не струсил, что ринулся в схватку с более сильным
и внушающим трепет врагом, уже говорил о многом.
В голове Альмины тут же нарисовался образ благородного героя,
презревшего страх и готового отдать свою жизнь ради торжества добра
и справедливости. Юная дева в кратчайший срок успела
нафантазировать себе много всякого. Нимало не интересуясь реальными
фактами, она составила о Кольке собственное представление,
основанное примерно ни на чем. В ее воспаленном романтикой
воображении Колька предстал самим воплощением благородства и
доблести. Это был настоящий паладин, святой рыцарь, живущий ради
других. Он храбро сражался с чудовищами, он, не жалея себя, защищал
слабых и невинных. Не грезя ни славой, ни почестями, но желая лишь
утвердить повсеместное торжество добра, юный паладин шел тропою
истинного мужества.