На крыльцо меня выходят проводить воспитатели и кое-кто из работников
детдома. Из моих ровесников я здесь самая младшая, так что все остальные уже
разъехались.
— Держи, Доминичка, это яблочный пирог, с днем рождения! — наша
повариха тетя Галя протягивает мне бумажный пакет, в котором в пластиковом
контейнере лежит ее фирменное лакомство. Она печет его всем выпускникам, и я не
стала исключением.
— Спасибо, теть Галь! — обнимаю ее, и она смахивает слезу.
Я покидаю детдом с тяжелым сердцем. Двенадцать лет я мечтала уйти
отсюда, а теперь, стоило выйти за калитку, уже мечтаю вернуться обратно. Но
совершеннолетние не могут оставаться в детдоме, и я ухожу.
Нахожу свой дом не сразу, поднимаюсь на этаж. Медленно проворачиваю
ключ и толкаю дверь. Сколько я не была в этой квартире? Два года, с тех самых
пор, как меня так неудачно отдали под опеку тетке-аферистке.
В квартире сделан свежий ремонт — последние жильцы сделали в счет
арендной платы — но для меня главное, что здесь больше нет моей детской и
родительской спальни.
Вхожу и оглядываюсь. Чужая, совсем чужая квартира. И это очень хорошо.
Запах спертый, открываю окна, впуская свежий воздух. Сразу становится светлее,
и я начинаю думать, что смогу здесь некоторое время прожить. Почему некоторое?
Потому что Ника Ланина не может жить в квартире Доминики Гордиевской. И я
продам ее, как только поменяю документы.
Прохожу в гостиную и ложусь на диван, глядя в потолок. Я не могу
отказаться от Талерова. И я не верю, что он меня не любит, он мне солгал тогда,
на выпускном. Зачем солгал? Наверное, на то есть причины.
Держу в руках свои сокровища. Фотографию Тима, украденную мною со
стенда в вестибюле. Тетрадь, всю исписанную признаниями в любви. И потрепанного
игрушечного котенка со свалявшейся искусственной шерстью — когда-то белой, а
теперь совсем серой. Он не грязный, мой Лаки, просто слишком старый.
Я часто его стирала хозяйственным мылом, но он все равно перестал быть
белоснежным. У него несколько раз отваливались глаза, и я выла в голос, пока
наша техничка не принесла красивые пуговицы и не помогла их пришить. Я всегда
верила, что эта игрушка — мой талисман, даже имя подходящее выбрала — Лаки. Я
сохранила подарок Тимура, потому что у меня больше ничего от него не осталось,
даже разбитых надежд.