Крематорий
находился неподалеку от больницы, вокруг которой имелся парк с вековыми соснами
и лавочками для выздоравливающих больных. Пройти туда можно было сквозь боковую
калитку, чем я и воспользовалась, а уж там дала волю слезам, закрыв лицо руками
и уткнувшись в колени. Господи, как же больно! За что ж ты так наказал меня –
подарил короткое счастье и забрал его? Рыдания сотрясают мое тело, я никак не
могу успокоиться, пока не чувствую, что кто-то положил руку на плечо.
Подняв голову,
замечаю седовласого мужчину, больше похожего на бомжа, но в странной пижаме,
наверное, больничной. Он держит в руках бутылочку с водой и улыбается беззубым
ртом.
- Выпей-ка,
милая, а то совсем тут затопишь все, - кивает мне и садится рядом. – Ишь ты,
горюшко! Помер кто?
Я с
благодарностью беру воду - сама-то не подумала об этом, когда спешила утром на
прощание с Пашей - делаю глоток, пытаясь погасить судорожные всхлипы, после
чего киваю старичку.
- Муж! – шепчу
сухими губами и чувствую, как глаза снова наливаются слезами. – Любимый мой!
- Эх,
едрит-мадрид! – сокрушается старичок, после чего снова участливо гладит меня по
плечу. – Молодежь мрет. Окна-то мои сюда выходят, скучно в палате, вот я и
гляжу, что только и таскают покойников одного за другим. А ты не плачь,
девонька, жисть-то она така, кому суждено, тот живет, а кому нет – помрет. Я-то
вот, знаешь, сколько раз при смерти был? Ииии! Не передать! Жена-то моя
померла, деток не случилось у нас с ей, я ж запил, а когда в себя пришел, ни
квартиры у меня, ни денег, ничего не осталось. Какие-то бандиты подсуетились,
да и отняли все. Так и живу на теплотрассе вот, да в подвалах, покуда не
погонят. Шестой год уже. Сейчас вот в больницу попал, думал, помру совсем, да
выжил… Видать, не время еще мне.
Я старалась
дышать ровнее, но всхлипы нет-нет, да и вырывались из груди, а дед рядом все
болтал и болтал, что-то рассказывал, какие-то глупости, ничего не значащие
стариковские рассказы, периодически кашляя в кулак, да покряхтывая, потом вдруг
опомнился.
- Обед скоро! –
сказал он важным голосом, поднимаясь, - пропускать нельзя, выпишут скоро меня,
там уже так не поешь вволю. Ты давай, девка, не раскисай, молодая, встретишь
еще мужика толкового, да замуж выйдешь. Не кончилась жисть-то!