—
Благодарствую, Ваше сиятельство, — негромко произнес полицейский,
испугавшись.
— Пустяки!
— грустно ответил Суздалев. — Веди уж.
Видно
«перевод в городовые Пичугина» возымел результат, не успел
следователь снова углубиться в бумаги, как в двери робко стукнули.
Следователь разогнал рукой сизый дым. «Надымил», — подумал он ,
досадливо морщась. Захотелось на свежий воздух. Под цветущие
акации.
В проем
просунулась голова полицейского. Молодец старатеольно тянул губы в
преданной улыбке:
—
Можно?
— Давай,
голубчик! Не томи! — поморщился титулярный советник, махая рукой.
«Да, чтоб тебя!»
— Слушаюсь!
— гаркнул амбал, открывая широко дверь, пропуская вперед себя
казака. Билый коротко зыркнул, оценивая новую площадку местности и
незаметно расслабился.
— Ааа!
Николай Иванович! — Травкин поднялся из-за стола и направился
навстречу вводимому в кабинет полицейским Билому. Заулыбался.
Раскрыл руки, как для объятий, но передумал. Стушевался в самом
конце. — Вот и свиделись.
— Да уж,
свиделись! — наигранно ответил Микола, крестясь на угол кабинета с
маленькой иконкой и горящей лампадкой. — Прям хоромы у вас здесь!
По-царски встречаете.
— Ну,
дорогой Николай Иванович, — продолжил мягко следователь, слабо
улыбаясь. — Не моя вина в том, что не при других обстоятельствах
встречаемся. Не моя.
Травкин
сердито махнул рукой полицейскому и тот мигом исчез за дверью.
Махнув так рукой отдавая честь, что чуть не выбил себе
глаз.
— Пичугин!
— простонал в полголоса следователь.
— Рад
стараться, ваше бродь! — отчеканил детина и вылетел в коридор, едва
не снося дверь.
Билый
покосился полицейскому в след:
— Вы их сами розгами порете, что ли?
Или сметаной перекармливаете?
— Боже упаси, Николай Иванович!
Страсти то какие говорите! С чего взяли?
— Боятся вас, — сказал казак, зевая,
и отворачиваясь от двери. — Чую.
— Боятся — значит уважают! Да вы,
присаживайтесь, Николай Иванович, —
указав на стул сказал следователь. — Разговор у нас с вами будет
долгий и в ногах, как говорится, правды нет!
— Присесть
то можно, так насиделся я уже в камере то, — ответил казак. — Знать
бы как долго еще и за что? Разъяснения дадите?
— Ну, я не
гадалка, Николай Иванович, — голос следователя звучал с легкой
иронией. — Но кое- что определенно сказать могу.
Билый
хмыкнул и выжидающе посмотрел на него. Казак плохо скрывал тревогу.
Не по нутру ему было эта канитель. Еще и сознательно не говорят
«господин подъесаул». Боятся ранить. А куда больше? И так душу
вывернули на изнанку.