Я не боялась и не думала, даже не существовала — стала маленькой частью этого бесконечного мрака. Не знаю, сколько это длилось, пока не появилось неприятное ощущение. Что-то жгучее, резкое… боль, да, боль в глазах. Было удивительно понять, что они у меня имелись. Собственное тело и личность, тем более дорога и авария не имели значения — все стерла чернота. Имело значение только что-то мягкое подо мной. Очень осторожно, боясь сломать заново обретенное тело, я приподняла голову и обнаружила, что лежала на кровати. У нее были тонкие резные столбики по углам, вокруг царила знакомая чернота, в которой покачивались огоньки. Свечи, наверное. Взгляд упал на собственную грудь. Одежда исчезла, но озадачивало не это, а длина волос: у меня был каскад до плеч, а теперь длинные черные пряди лежали на груди и тянулись до пупка. Это как?
Эмоции просыпались, я чувствовала смутную потребность во всем разобраться, но легко отвлекалась. Рядом звучали голоса, сперва тихие, словно собственные мысли. Они становились громче, собирались во фразы и повторялись эхом, такие знакомые, но непонятные… Я точно знала эти звуки, но суть ускользала.
— Хороший выбор, — первое, что прозвучало внятно.
Голос был мужским, приятным и неторопливым. Вот бы услышать его еще раз… Боже, совсем в голове помутилось. Огоньки мерцали и будто двигались, все кружилось, и вдруг появилось новое четкое ощущение: прикосновение к щеке. От неожиданности сквозь тело словно ток прошел, и оно дернулось. А прикосновения не исчезали: меня гладили по лицу, легко и осторожно.
Раздался другой мужской голос, низкий и хрипловатый. Двое мужчин, рядом, а я без одежды: слишком серьезная мысль для потухшего разума, чтобы волноваться. Огоньки наконец замерли, и я увидела над собой Георга. Опять же, не удивления, ничего — только тупая радость от встречи с любимым персонажем и его ласковых прикосновений к щеке. Это точно был он, в тени четко виднелось узкое угловатое лицо, аккуратно подстриженные волоски на подбородке, а этот взгляд… ласковый и пристальный, полный любования. Сколько раз я представляла его, лежа в своей холодной постельке. И этот шейный платок представляла, и мерцание броши, и темно-зеленую рубаху.
— Взгляни, как прекрасна, — раздался хрипловатый голос, и за спиной Георга показался мужской силуэт. Альберт. И неважно, что длинные локоны почти закрывали лицо, — я сразу узнала его нависающие веки и короткую бороду. Прекрасный торс скрывала белая рубаха. Она ему шла, в треугольном вырезе виднелась только ложбинка, под тканью — очертания груди, и это пробуждало фантазию. Нужно будет так же его нарисовать.