Гера
молча выстреливает из пачки новую сижку. Так и стоим, любуемся на развернувшийся
потоп под ногами и прислушиваемся к грохоту вдалеке вперемешку со сверкающими
вспышками.
—
Душевненько, — замечаю я, разглядывая тающий след искрящего росчерка молнии.
—
Смотри как бы по тебе не ударило. Они на железо притягиваются.
—
О, ты такой милый, когда пытаешься заботиться о ком-то, — наигранно умиляюсь,
чтоб он знал, что я тронута до глубины печёнки. — Только пирсинги у меня
серебряные, не сцы.
—
Для человека, цитирующего библию на теле, ты слишком часто быдлишь.
Невольно
накрываю ладонью верхнюю часть руки, на внутренней стороне которой в три
строчки на самом деле вытатуированы слова из Ветхого Завета. “Люби душу твою
и утешай сердце твое и удаляй от себя печаль, ибо печаль многих убила, а пользы
в ней нет”.
—
Книга Премудрости Иисуса, Сына Сирахова, глава тридцатая, — декларирую я, будто
спецом заучивала. Впрочем, от истины недалеко. Не сама зубрила, заставляли.
—
Не думал, что ты верующая.
—
Я атеист.
Михеев
вопросительно-недоумённо скашивается на меня.
—
Логика безупречная.
—
Не ищи логики.
—
И пытаться не стану.
Вот
и поговорили. Выдыхаю облако дыма, стремительно рассеивающийся при
соприкосновении с водной стихией.
—
Первую зарплату получил? — ну да, я трепло. Не умею молча стоять.
—
Получил.
—
На что потратишь?
—
Уже. Часть долга отдал.
—
Что, большой долг?
—
Приличный.
—
Поэтому пришёл к нам?
—
Смешно, но зарабатывать ни хрена не делая оказалось проще, чем вкалывать по
десять часов на стройке.
—
О, так ты строитель?
—
Кем уже только не был.
—
Ууу. Хорошо ж тебя жизнь помотала. Не зря в двадцать выглядишь на все двадцать
восемь. Или тебе правда под тридцатник, но молодишься? — опять сверлят
зеньками. — Что? Я поддерживаю диалог. Максимально вежливо, прошу заметить.
—
Я заметил.
—
Ты тоже мог бы подыграть.
—
Ок. А ты на что потратила первую зп?
—
Со спонсоров или с хауса? Со спонсоров подарила подруге ноутбук, — Вике. Той, у
которой аккаунт отжала. Типа, благодарность. — А с хауса заказала деду портрет
на мраморе. И могилу в порядок привела, а то там такая ограда была ущербная.
Сверление
прекращается, но смотреть на меня не перестают. Просто чуть более мягко.
—
Давно умер?
—
Четыре года уж как.
—
Сильно были близки?