Читать такой текст было откровенно
лень, но поскольку обещал – надо что-то делать, я позвонил
знакомому криминалисту и попросил посмотреть кусок бумаги с
надписью и сказать о нем что-нибудь умное. Результат договорились
обсудить в пивной, где можно выпить настоящий Гиннесс.
Через пару недель после получения
образца – куска бумаги с текстом, оторванного от последней
страницы, криминалист сообщил, что результаты интересные, но
говорить о них насухую будет нарушением традиций, потому ждет меня
в условленном месте уже сегодня.
В баре после пары общих фраз он
перешел к делу.
- Леша, ты где это откопал?
- Ты не поверишь – нашел, а что, это
серьезный антиквариат?
- Нет, не надейся. Но штука
действительно интересная, – он приложился к кружке, смакуя пиво и,
по-моему, издеваясь надо мной. – Значит слушай. Бумага и чернила
сделаны сравнительно недавно, может полгода назад, не дольше.
- Ну и что тут интересного? Тоже мне,
великий эксперт Кибрит. Я тебя всегда рад видеть, но чего
торопить-то было?
- Леша, ты не дослушал. Сделано все
действительно недавно, но по четким средневековым рецептам. Моя
оценка – шестнадцатый - семнадцатый век, Европа. И никакой попытки
искусственного старения! Ты где такого фальсификатора нашел?
Недавно у меня на экспертизе были якобы антикварные бумаги,
сделанные группой мошенников, так их два доктора наук
консультировали, но все равно идентичности не получилось, а вот
искусственное старение – было. А у тебя, если это состарить, точно
никто подделки не увидит, гарантирую.
На следующий день я позвонил
сослуживцу, чтобы отчитаться о результатах и заодно
поинтересоваться продавщицей квартиры – должна же она знать
изготовителя этого труда?
Трубку подняла жена и сухим голосом
сообщила, что сослуживца я смогу увидеть через два дня на Пехотной
улице в шестиграннике. Есть в Москве такое место, где чекисты
последний раз встречаются - траурный зал нашего госпиталя.
На поминках рассказал вдове о
тетрадях. Она ответила, что ее это не интересует и ими можно
распорядиться по моему усмотрению.
От пенсионерского безделья я начал
переводить рукопись и незаметно увлекся. Конечно, разумный человек
не может воспринимать написанное всерьез. Так, чья-то игра ума. Тем
более, что даже в переводе рукопись выглядела как набор официальных
рапортов и справок, изредка разбавленных размышлениями автора.