Сам экзамен описывать не буду –
экзамен как экзамен, только шпаргалкой не воспользуешься и с
соседом не посоветуешься – магия, однако. Я только не понял, кого
они этими заданиями отсеять собрались? Я, конечно, понимаю, что у
науки путь впереди долгий и интересный, но задачки-то придумать и
позаковыристей можно было. А то скучно ей-богу.
Решил я все первым, но продолжил
сидеть, морща лоб и задирая к небу глаза, чтобы не выделяться на
общем фоне – ни к чему привлекать к себе повышенное внимание. Сдал
работу восьмым, позже нельзя – вдруг экзаменаторы и скорость
решения учитывают.
Через день пришел на стихосложение.
Сразу зачитали результаты предыдущего экзамена. К моему удивлению,
отсеялось больше половины. Причем никто не выглядел расстроенным –
явно народ приезжал на тусовку, без особых надежд на
поступление.
Дезире, кстати, тоже прошел.
Оставшихся кандидатов разбили на три
потока и, по закону подлости, я угодил в третий. В этот раз решил
судьбу не искушать, послал Планше за обедом в тот же трактир, благо
погода была солнечная, и поели мы на природе без проблем и
конфликтов.
А экзамен меня ожидаемо удивил.
За два часа надо было в стихотворной
форме написать письмо к женщине, в которую безответно влюблен.
40-50 строк. Вспомнилось «Что же касается бедер, благородный дон,
то они необыкновенной формы. Как это сказано у Цурэна... М-м-м...
Горы пены прохладной... М-м-м... Нет, холмы прохладной пены... В
общем мощные бедра.»13. Да, здесь такое поймут, но явно не
конкретно сегодня.
Впрочем, в замке я баловался
переводом русских стихов, как упражнением в галльском. Даже перевел
«Балладу о борьбе» Высоцкого. Перевел явно плохо, но барону и
Гастону понравилось. Попробую пойти тем же путем.
Что я помню наиболее близкое к
теме?
Есенин, «Письмо к женщине»… Пожалуй,
нет – слишком много заменять про советскую сторону, да и про мир,
направленный в гущу бурь и вьюг. Не поймут, а поймут – не
одобрят.
Что же – остается начало
лермонтовского Валерика, как там: «Я к Вам пишу, случайно право, не
знаю, как и для чего…», ну, поехали…
Закончил, что интересно, одним из
последних. Видимо, крепкие здесь рифмоплеты.
Порадовало то, что вечером у моего
сеновала остановилась закрытая карета, и в ней приятный баритон
продекламировал: «Я к Вам пишу, случайно право, не знаю, как и для
чего…». По окончании послышались характерные скрипы и ахи.