Границы помещения терялись в темноте.
Лизавета попыталась приподняться и оглянуться, но сил не
хватало. Тогда она зажмурилась и пронзительно завизжала.
Прохладные ладони опустились на плечи, возвращая её на стол.
- Тихо, госпожа моя, тихо. Вам никто не причинит вреда, - сказал
ещё один мужской голос, бархатный и глубокий.
Силы кончились, звук иссяк. Зато в лоб справа будто кто штырь
воткнул. И тошнота усилилась. Правильно, нечего напрягаться.
- Госпожа Агнесса, подойдите, - произнёс тот же бархатный голос.
– Осмотрите нашу гостью.
Шаги на грани слышимости отзываются в голове набатом, Лизавета
слышит дыхание каждого, стоящего у стола. Её легко касаются пальцы.
Или не пальцы. Но вроде не инструменты, от тех холодит и они
металлические. Впрочем, у неё местами с ощущениями беда, может и
обознаться.
- Да она же старая и больная! – изумлённо произносит женский
голос. - И в ней нет никакой магии!
Вот именно, дорогие друзья. Старая – ну да, через три дня сорок
пять, и это вовсе не молодость, а совсем наоборот. Ещё забыли –
толстая. Вадим под занавес говорил именно так – старая и толстая. И
совершенно верно, больная. И вы ещё не знаете, насколько.
Лизавета приподняла голову над краем стола, и её вывернуло прямо
на чьё-то одеяние.
Возмущённых возгласов она уже не слышала, потому что снова
потеряла сознание.
В таком на смерть похожем состоянье
Останешься ты сорок два часа (с)
В следующий раз Лизавета очнулась белым днём. То есть, там, где
она очнулась, было окно, и в него совершенно недвусмысленно светило
солнце. Лизавета встала с кровати, выглянула и убедилась - да,
солнце.
Обычные деревянные створки, застекленные затейливым цветным
стеклом, оказались приоткрыты, и на улице стояла прямо жара. В
октябре, ага. Небо синее, на нём ни облачка. Но воздух как будто
влажный. Да где ж она оказалась?
Окно выходило в занятный внутренний двор. Большой и квадратный,
образованный белыми двухэтажными постройками. Посреди торчал
каменный круг - колодец, наверное? - а по периметру росли олеандры.
Цветущие.
В родном городе Лизаветы олеандры росли только в помещении. И
далеко не каждый из них цвел хоть раз в жизни.
В тени одной из построек стояли мраморные лавки, на двух сидели
люди. Все они были одеты в балахоны с капюшонами, скрывающие лица и
подпоясанные верёвкой. Такие балахоны из небелёного льна Лизавета
уже видела в своё предыдущее пробуждение.