И все же человек по сути своей
барахтается до последнего. Пусть я не могу обжечь или подпалить
врага, но ведь есть способ напакостить ему и доступной мощностью. Я
представил, как свет гаснет и загорается с бешеной скоростью и
превратил бесполезный фонарик в стробоскоп. Затем приголубил
соперника второй ладонью и устроил такое светопреставление, что
здоровяк попятился, мотая башкой и потирая веки.
Однако это — не победа, а лишь
отсрочка неминуемой смерти. Проморгавшись, амбал бросился ко мне с
утроенным желанием закончить начатое, а я так измотался, что едва
стоял на ногах. И когда до печального финала оставались несколько
шагов, раздался властный окрик:
— Довольно!
Ворон остановился и склонил голову,
тяжело дыша и роняя на истоптанную траву смешанный с кровью пот —
не удивлюсь, если это любимый коктейль упырихи.
— Раз бой закончен досрочно,
позвольте мне выбрать победителя, — девушка подошла к нам с ехидной
ухмылкой.
Разумеется, никто не стал спорить. Да
и зачем, если подведение итогов — это чистая формальность: и так
понятно, кто одержал бы верх, если бы драка продолжилась.
— Семен Романович, — цесаревна
провела ладонью по окровавленной щеке здоровяка, но вопреки
ожиданиям облизывать не стала — наверное, постыдилась свидетелей. —
Вы очень сильны и могучи.
— Благодарю, ваше высочество, —
бородач приободрился и поднял голову.
— Однако не смогли справиться с
соперником за целые три минуты. Хотя Трофим Александрович совсем не
выглядит как человек, способный продержаться против такого богатыря
хотя бы секунду.
— Я... — сибиряк запнулся на
полуслове и вмиг потух, а принцесса потеряла к нему всяческий
интерес.
— А вот вы, господин Титов, приятно
меня удивили. Похоже, вы всерьез настроены на победу, раз
отказались сдаваться даже перед лицом лютой смерти. Я люблю, когда
меня удивляют. И потому присуждаю победу вам.
Красавица протянула ручку, и я
поцеловал ее, точно перстень мафиозного дона. Поначалу такое
решение показалось странным и обнадеживающим, но стоило выпрямиться
и поймать на себе четыре уничтожающих взгляда, все сразу стало на
свои места. Мне подсудили вовсе не из-за симпатии или снисхождения,
а чтобы сменить презрение на откровенную ненависть. И теперь одному
богу ведомо, на что пойдут конкуренты, чтобы отомстить — уж молчу
про Семена, которого только что прилюдно опозорили.