— Еще круг и домой! — улыбаясь ямочками на щеках, юноша крикнул
своим домашним птицам и присел у плетеной большой клети из
податливых молодых веток речного дерева.
Клеть сделал отец Кинта, когда сорванцу исполнилось десять, и
через день ушел… отец ушел в ополчение Таргала Третьего, а спустя
полгода, мать Кинта тихо плакала, стоя напротив стены, где на полке
стояла урна с прахом мужа…
— Сынок, ужинать! — мать вышла во двор, небольшой, но уютной и с
любовью построенной главой семейства хижины.
— Сейчас, еще двое не вернулись. Красивые, правда?
— Вроде не было у тебя таких пестрых, — мать внимательно
смотрела в небо, наблюдая за парой голубей, — Кинт… откуда они?
— Ну… я поменялся, с Ватом поменялся, — пряча глаза и делая вид
что занят клеткой ответил Кинт.
— На что? — строго спросила мать, — ну–ка, загоняй их и
спускайся.
Сердитые нотки в голосе матери, вполне имели основание —
несколько месяцев назад, Кинт обменял походный платок отца, на
молодую горлицу, которую он приглядел у соседа и друга. Кинт любил
голубей, и все свободное время проводил с ними.
— Так, на что променял, — не сбавляя строгих интонаций,
спрашивала мать, когда Кинт уже сидел на кухне.
— Мам, ты только не ругайся… я на сумку школьную поменял… Я все
равно не пойду больше учиться! Я тебе буду помогать, и вон к
мастеру пара, старому Кошу в ученики наймусь! Не хочу больше так
жить и есть один раз в день!
— Сынок, — мать подошла к насупившемуся Кинту и, погладив по
голове присела рядом на лавку, поправив выбившийся из–под косынки
локон седых волос, — тебе надо учиться, а на еду я заработаю. Да и
брат мой должен осенью приехать, обещал помочь.
— А до осени? — перемешивая крохотный кусочек масла в каше из
злаков крупного помола, спросил Кинт.
— Как–нибудь сынок… как–нибудь.
Мать грустно улыбнулась, снова погладила Кинта, и вдруг, ее лицо
начало растворяться, желто–зеленое облако заволокло всю кухню…
Послышался пронзительный свист… яркая вспышка, взрыв…
— Мама! — крикнул Кинт и, проснувшись, обливаясь холодным потом
сел в постели.
— Кинт ну что опять? Сколько можно? — сонным и недовольным
голосом, сказал Вакт, сосед по казарме и так уж получилось,
единственный друг.
— Прости… — вытирая грубым, суконным одеялом лицо ответил Кинт и
снова лег, уставившись в потолок.
Кинт посмотрел на толстые деревянные балки, на которых в трех
местах, над центральным проходом казармы висели масляные
светильники. Опять этот сон… он повторяется уже давно, Кинт даже не
помнит как давно и сколько раз…