Немец скривил свою и без того не
сильно красивую рожу.
- Говорите как актриса из дешевой
мелодрамы. Это, - он развел руками, - просто бизнес.
- А вы говорите – похожи, - горько
усмехнулась я. - Для вас это просто бизнес, а для меня это гораздо
большее. Не всё измеряется в долларах, господин Петерман.
Он смотрел такими глазами, словно у
меня на голове рога выросли. Я же застыла посреди комнаты в
напряженной позе. Знаю, после возможно пожалею, что была вспыльчива
и прямолинейна, но уже поздно.
Петерман фыркнул, будто смешком
подавился, и, поерзав на кресле, наконец сказал:
- Не уверен, что ваши слова
продиктованы разумом. Но если таково ваше решение – настаивать не
собираюсь. Не смею вас больше задерживать.
Меня накрыло чувство неправильности
всего происходящего, словно я совершаю огромную ошибку. Хотела
сказать в ответ что-то вежливое, дабы сгладить ситуацию, но язык во
рту почему-то отказался повиноваться.
Молча вышла из кабинета, с чувством
неприятного осадка. Бросила взгляд на баклажаниху - та на радостях
решила навести кофейку. Хоть у кого-то настроение хорошее. Несмотря
на весь мой поганый характерец, зла на секретаршу я больше не
держала. Она, конечно, стерва еще та, но если подумать, а чем я
лучше. С благодарностью приняла чашечку кофе с молоком, и желудок
тут же сжался от голода.
Время неумолимо подкатилось к концу
рабочего дня. Нужно двигать домой. Когда закрывала кабинет, о той
куче работы, что завалила мой стол, старалась не думать. Всё же
трудоголизм – это страшно.
Тяжел и неблагодарен труд колхозника.
Рабочий день начинается на рассвете и заканчивается на закате.
Целый день на солнцепеке, в пыли, солярке, навозе. Зарплата
мизерная. Разве это жизнь?..
Зато после обеда сядешь на пенечек в
легкой тени посадки и кайфуешь. Окинешь гордым взглядом колосящееся
поле золотой пшеницы, и душа радуется. А вечером, как свалило
начальство восвояси, откупоришь с мужиками всё в той же посадке
чекушку. Выпьешь, закусишь салом доморощенным, что супруга с
любовью завернула вместе с хлебом и зеленым луком, и понимаешь –
есть в жизни счастье.
Посидишь так с полчасика и снова на
свою верную ласточку. Та затарахтит, загудит, ласково обдаст
измельченной соломой и вперед и с песней:
«Широка страна моя родная…»
Пошли убирать во вторую смену. Потому
как за перевыполнение плана экономистка, то есть я, обещала премию.
Душой я не кривила. Пользуясь эффектом, произведенным господином
немцем на Глеба Игнатьевича, я протолкнула положение о
премировании. Посему готовилась к начислению в этом месяце рекордно
высокой зарплаты для тех, кто особо отличится и побьет все рекорды,
вырвавшись на передовую.