- Почему?- невольно задалась вопросом
я.
- Вот и мне интересно, почему, – с
нажимом сказал Петерман, одним сильным движением поднимаясь со
стула. - Почему вы с таким упорством цепляетесь за всё это? – он,
словно издеваясь, оглянулся по сторонам.
- Потому, - буркнула я в ответ.
Немец с минуту смотрел на меня,
словно баран на новые ворота, а потом со вздохом достал пачку
сигарет, раздраженно закурил, взглядом ища пепельницу. Я любезно
подтолкнула ему обрезанную алюминиевую банку, где когда-то было
пиво. Местные мужики использовали ее вместо пепельницы.
Блондин скривился, но говорить, слава
богу, ничего не стал, а то я ему бы ответила. Так ответила, что
мало бы не показалось. Как пирожки есть - это он горазд, не
побрезговал, а тут рожи корчит.
- Я совершенно вас не понимаю,
Евгения, - сказал он, с явным наслаждением выпуская дым из
легких.
- И не пытайтесь, - по доброте
душевной посоветовала я.
- Почему это?
- Вы же немец, - радостно сообщила
я.
- И-и-и? – он явно начинал злиться,
не улавливая причинно-следственной связи.
- Одни уже попытались понять и
приспособить под себя русского человека. Целых четыре года пытались
и нарвались…
И все это с ослепительной улыбкой на
губах. Несколько мгновений Петерман застыл, как мраморная статуя с
сигаретой в руке, а потом внезапно рассмеялся. Да так, что под
конец закашлялся и уронил на собственный ботинок пепел.
- Я по вашей вине ботинок испортил, -
капризно заметил он.
- Это что! У Луганского уже
полгардероба испорчено, - тут же нашлась я. - А вы говорите –
ботинок…
На такой вот немного веселой и
практически дружеской ноте мы решили пройтись по току. Когда
выходили с весовой, Петерман, следовавший за мной по пятам,
внезапно остановил со словами:
- И всё же вы не правы на мой
счет.
- Это почему это?
- Я немец только наполовину.
Бросила оценивающий, чуть кокетливый
взгляд из-под ресниц на блондина.
- Значит, вы не совсем
безнадежны.
- Не кочегары мы, не плотники, но
сожалений больших нет. А мы монтажники-высотники! И с высоты вам
шлем привет! – с выражением пропела я, выглядывая из узких окошек
ЗАВа.
Красотень да и только. Вид с высоты
птичьего полета дает мимолетное, неуловимое ощущение свободы. Над
током стали сгущаться первые тени сумерек и народ, уже уставший от
тяжелой работы, отлынивал от обязанностей и пытался занять руки чем
угодно, только не лопатой. Кто-то нервно курил в сторонке. Кто-то
пил уже вторую кружку чая. А кто-то пристально наблюдал за
мной…