- Фух! – с облегчением выдохнула я. –
Думала, они никогда не отвяжутся.
- Да уж, - понимающе поддакнул мне
Ян.
Я ловко спрыгнула с капота и
улыбнулась ему.
- А вы молодец. Не растерялись.
- Считайте это инстинктом
самосохранения, - отмахнулся он. - Зато вы видели их лица?
Мы весело расхохотались, и только
один Василич, наконец отмерев, выдал крылатое:
- Ну, вы блин даете!
На улицу опустилась бархатная
пелерина ночи. Половинчатая луна, лукаво улыбаясь, освещала
сумрачный путь. Я невольно засмотрелась на колдовское сияние звезд.
Тихонько вздохнула, пригладила растрепавшиеся волосы и встала
плечом к плечу Яна Петермана, чтобы… продолжить толкать Василичеву
тачку. Обломно, да? Ночь, звезды, романтика, а я, вместо того чтобы
нежиться в объятиях любимого мужчины, вынуждена толкать эту старую
развалину до ближайшего пригорка.
Если бы мне кто-то еще вчера сказал,
что я буду бок о бок с немцем толкать машину, ни за что бы не
поверила. Это нечто из ряда популярной фантастики. А, нет! Вон
пыхтит рядышком, зло стиснув зубы, но молчит, что само собой уже
удивительно.
- Может все же оставим ее здесь? - в
который раз предложил блондинчик, с шумом выдыхая воздух из
легких.
Умаялся бедненький. Так ему и надо.
Физическая нагрузка стимулирует мозговое кровообращение. Глядишь, к
утру поумнеет. Почему к утру? А раньше мы такими темпами не
дотолкаем Ниву до села.
Василич оторвался от водительской
двери, что, скрючившись в три погибели, подпирал плечом, с трудом
распрямился и покачал головой.
- Ни за что!Я свою ласточку не
оставлю.
Петерман скептически посмотрел на
зоотехника. Не нужно уметь читать мысли. У него, несмотря на
хваленую сдержанность, красочно отобразилось все то, что он думает
о его ласточке.
- Да что с ней станется?!
Василич нервно дернулся. Видимо
представил, что может произойти с его ласточкой без присмотра.
- Как что?! Колеса снимут! Карбюратор
почти новый открутят! А сиденье?! - он распахнул водительскую
дверь. - Сиденье-то я перетянул недавно. Только в прошлом году.
Петерман даже не нашелся, что сказать
в ответ. Видимо, дар речи отказал. Только и смог беспомощно
посмотреть на меня. А я что? Я с Василичем была абсолютно
солидарна. Тем более, что такое положение вещей очень было
кстати.
Зоотехник принял молчание, как знак
согласия, и, подойдя к багажнику, деловито его открыл,
приговаривая: