К Северной бухте уже вышли немцы, и конвой из Новороссийска подошел к небольшой пристани, сколоченной на днях в Камышовой бухте. Она была уставлена носилками с ранеными. Кажется, транспорты тут уже давно ждали. Но эти самые носилки, сейчас мешали разгрузить судна от боеприпасов и питания. Люди, отряженные в разгрузочные команды, чертыхаясь, переступали через раненых, ослабевшие, они роняли ящики с патронами и часто падали сами, тревожа раны своих соратников. Видя это, командир ботика, крикнул Литвинову с мостика:
– Собери свой расчет и расчет Соловьева! Живо на берег! Начинайте забивать трюм покалеченными. Берите тех, что ближе к нашей шхуне!
Литвинов с другими пулеметчиками сошел на берег. Взяв первые попавшиеся носилки, они с напарником потащили их на ботик. За рукав его схватила медсестра в замаслившейся на воротнике и манжетах гимнастерке.
– Мне с ранеными надо! – сказала она.
– Ничего не знаю! – ответил коротко Литвинов. – К капитану.
– Ну, как же? – настаивала та. – Солдатам уход нужен…
– К капитану, – оставался неумолим Литвинов.
Медсестра шмыгнула по трапу мимо часового к капитанской рубке. Защитники Севастополя стали бросать ящики с боезапасом тут же на пристани и хватать носилки с ранеными.
– Этих не пускать! – прокричал капитан, прервав свою беседу с медсестрой. – Сейчас набьются в трюм, попробуй их тогда в темноте отличи раненого от целого!
Матрос у трапа преградил путь первой паре севастопольцев с носилками. Тот, что шагал головным, опустил носилки на трап и взялся руками за ствол автомата, что был направлен на него. Уперев ствол себе в грудь, он сказал часовому матросу:
– Стреляй, браток. Я уже год воюю. Одессу защищал, тут с самой осени. Никак меня пуля не сыщет. Стреляй! Хоть может полегшает мне…
Матрос с автоматом явно растерялся, а с пристани уже кричали:
– Ну, кто там стопорит? Пусти его, флотский! Поимей совесть! Мы тока раненых погрузить и тут же назад!
– Литвинов! К пулемету! – раздалось с капитанского мостика.
Литвинов опустил очередные носилки на палубу и кинулся к месту своего боевого расчета. А солдат на трапе уже рвал гимнастерку на груди.
– Шкурники! По себе судите?! Да мы только товарищей погрузить! Помочь же вам, чтоб вы быстрей отсюда!
На пристани заклацали затворы.
– Сволочь ты, капитан! – слышалось оттуда. – У самих, чем стрелять найдется! Только мы по своим не стреляем, мы больше в немца привыкли! Дай товарищей погрузить! А пулеметом своим не пугай! И не такие видали!