Мы поднялись по лестнице, и я заметила, что она ведет еще и на
третий этаж, а Тодор остановился и задумчиво посмотрел на большую
дверь, которой заканчивалась лестница.
– Что-то не так? – тихо спросила я.
– Третьего этажа не было, – сказал мужчина. – Эта лестница
появилась только сейчас. Клянусь.
– И что будем делать? – тихо спросила я, чтобы не будить
малышку, сопящую у меня на руках.
– Первым делом проверим, что там, – ответил с небольшой заминкой
Тодор. – Я быстро, ждите меня тут, никуда не ходите.
Мужчина открыл дверь тем самым ключом, который еще в подвале
забрал, и шмыгнул внутрь, закрыв её за собой.
– Интересно, что там такое? – тихонько спросил, ни к кому не
обращаясь, Алекс.
– Зря один пошел, мог бы меня с собой взять, – недовольно
пробормотал Цедрик.
– Чтобы запнуться, когда под ногами будешь мешаться? – весело
хмыкнул один из близнецов.
– В отличие от тебя, хотя бы не болтаю языком, – ответил
Цедрик.
– Ой-ой, какие мы нежные, – пробурчал рыжий.
– Мальчики, расскажите, вы бандитов развязали, когда в камеры
сажали? – решила переключить я мальчишек на другую тему, пока они
не подрались, а то глазами друг на друга так и сверкают.
– Вот еще, пусть так сидят, – ответил за всех Алекс.
– Как так? – опешила я. – У них же руки и ноги затекут! Это же
опасно.
– Тодор в кандалах несколько месяцев сидел, – вдруг вмешалась в
разговор Мариша.
Я застыла на несколько мгновений, думая о том, как быстро он
пришел в себя… Разве такое возможно? Несколько месяцев в кандалах –
и сейчас бегает и прыгает как сайгак, да еще и нескольких сытых
бугаев смог на лопатки уложить?
– Одно дело – кандалы, – решила объяснить я детям мои
«переживания» за работорговцев, – и совсем другое – веревки. В
кандалах у Тодора не были пережаты артерии, и конечностей он бы не
лишился. А веревки это делают. Если человеку перетянуть, например,
руку или просто палец веревкой и так оставить на долгое время, то
он легко может её лишиться.
– Ну и пусть, – пожала плечами девочка, смотря вперед без
каких-либо эмоций.
Такое ощущение, что выгорели они у неё все.
Я инстинктивно поежилась.
Непривычно, когда ребенок так смотрит. Как взрослый, давно
потерявший надежду и любые иллюзии.
Даже в больнице дети и то старались верить в лучшее и могли
улыбаться, радоваться мелочам, хотя все были на пороге смерти.