— ...настоящим чудовищем! — вырвалось
у меня.
Снова все взгляды устремились ко мне,
и я пояснила:
— Человек, лишённый сердца, не может
испытывать ни привязанности, ни раскаяния, ни жалости — ничего.
— Этому учит вера твоего народа? —
поинтересовался Фа Хи. — Ещё раз заговоришь без разрешения — будешь
наказана, — и, уже обращаясь ко всем, продолжил:
— Освобождение от страстей означает
объективность и справедливость. Человек делается подобным Небу, не
знающему ни привязанностей, ни родства...
— Но мы-то не небо! — снова не
выдержала я. — Если нет ни привязанностей, ни страстей, зачем
вообще жить? Тем более вечно.
— Причин много, — невозмутимо ответил
Фа Хи. — А ты только что заговорила без разрешения снова. После
окончания беседы, когда все отправятся на тренировку, останешься
здесь — стоять в позе всадника. Вэй будет считать до ста. Когда
досчитает, присоединитесь к остальным.
Моё первое наказание? И, похоже,
далеко не последнее. Покосилась на Киу — она сочувственно поджала
губы, на Вэя — лукавый огонёк в глазах. Неужели его настолько
забавляет всё, что я делаю, хотя в результате наказан и он? Ему
наверняка интереснее тренироваться, а не считать до ста, пока я
буду в позе всадника — ещё бы знать, как она выглядит. Что ж, хочет
представления — пожалуйста. Я подняла руку. Фа Хи, продолжавший
увлечённо нести бред, сделал вид, что не заметил. Я подняла руку
выше, помахала ею в воздухе. Он вздохнул и повернулся ко мне.
— Да, Мулан?
— Теперь меня называют Юй Лу, мей мей
Вэя, — поправила я. — Что такое «яшмовый сок»?
— Это спросишь у своего
гэгэ[3] после беседы, — и продолжил:
— Обретение истинных сокровищ духа
означает...
Я снова подняла руку. Фа Хи замолчал,
выдерживая паузу, а потом строго обратился ко мне:
— К тебе проявили большое
снисхождение, Юй Лу, мей мей Вэя. Не злоупотребляй им. Беседы о
Пути Дао обязательны для всех. Слушай, запоминай возникающие
вопросы, а после занятий задай их Вэю. Угроза наказания тебя,
очевидно, не пугает, даже если оно затрагивает и тех, кто в твоих
проступках не повинен. Но подумай о том, что другие хотят
узнать не интересующее тебя, и, прерывая меня, ты, в первую
очередь, вредишь им.
Слова Фа Хи произвели на меня
впечатление. Заговорив со мной подобным тоном, не угрожая, но
убеждая, он очень напомнил моего отца. Я пробежала глазами по лицам
адептов. Только на физиономии Вэя — любопытство, на остальных —
явное неодобрение и осуждение. Это и понятно — меня бы тоже бесило,
прерывай кто-нибудь нашего препода по литературе, моему любимому
предмету. Сложив кисти рук, я поклонилась и, обращаясь ко всем,
проговорила: