Сделав шаг, заметила как туман обвил сначала одну ногу, а потом
вторую, будто одев в сизого цвета меховые сапожки. Улыбнулась. И
остановилась лишь, когда впереди выросло препятствие в виде
железной двери, покрытой слабо взблескивающими знаками древнего
письма.
Заинтересованная иероглифами, поскребла ногтем символ похожий на
лежащую восьмерку. От моего прикосновения он слегка засветился, но
стоило отдернуть руку – снова угас.
В принципе, еще утром догадалась – это некое охранное
заклинание, но вот кого оно призвано сдерживать? Того, кто в
комнате? Или нас – тех, кому взбредет в голову наведаться в
сумрачный коридор?
До озноба не хотелось переступать порог веющей угрозой комнаты,
но иначе отсюда было не выбраться, и я решительно потянула
позолоченную ручку на себя.
Несмотря на внушительный вес, дверь отворилась легко. Без
скрипа. Лишь бросила на пол длинную узкую тень, впрочем, быстро
исчезнувшую под натиском коридорного света. Тележка с визгом
проскользнула в таинственный полумрак, увлекая следом синеватый
туманный клок. И через секунду я последовала ее примеру.
Правда, хватило меня на три неуверенных шага. А после я все же
застопорилась и осмотрелась. На стенах колыхались старинные
гобелены, с потолка свешивался огромный потушенный канделябр,
диваны, кресла и столики с узорными ножками не уступали роскошью
мебели, виденной мной в главной гостиной.
Никакой темноты, горечи и утраты; может, немного холоднее, чем
ожидала, а еще очень мрачно. Свет растекался от трёх свечей
золотистыми островками, освещая одни участки ярче, а другие пеленая
полутьмой. Таинственно, но не больше.
Не успела порадоваться отсутствию угроз, как слуха коснулся
звук, похожий на ненавязчивый шепоток. Обернувшись и инстинктивно
сжав кулаки для защиты, отшатнулась к ближайшей стене в качестве
опоры для спины. Взор помчался наискось в поисках источника
шума.
Неужели опасения не беспочвенны и тут действительно кто-то
есть?
Присмотрелась до рези в глазах.
Ковры, покрытые мглистыми тенями. Книжные полки и потухший камин
с висевшими над ним крест-накрест наградными клинками. Распахнутые
дверцы балкончика и перила, что обвивало растение плюща; да только
оно засохло и, как только, пролетал ветер, шелестело призрачным
эхо.
Кулаки разжались сами собой. А я покачала головой, обругав себя
трусихой, чуть не рухнувшей в обморок из-за тихого шороха листьев,
принятых мною за чужеродный мужской голос.