На что похоже безумие? Можно ли незаметно спятить в автобусе, возвращаясь из магазина на Оксфорд-стрит, где ты покупала нафталиновые шарики? И нормально ли, закрывшись в туалете универмага, разрыдаться из-за рекламных щитов или мыслей о голодающих в дальних странах? Кто-нибудь должен знать.
Лора и рада кому-то довериться, но половина ее подруг перешла на темную сторону – Бейсингсток, Бедфорд, Донкастер, Сент-Олбанс, – а уцелевшие в Лондоне слишком нормальны, слишком замужни. У них есть собственные спальни, собственные дома; они окружены обожанием своих неряшливых вундеркиндов или ведут бесплодную, но сексуально насыщенную жизнь в мире моды и красоты. Разве их спросишь, не думают ли они, стоя на платформе метро, о том, чтобы прыгнуть на рельсы? Нет, это не депрессия: Лора не сидит в кататоническом ступоре дни напролет, у нее на такое нет времени. Да и кто дал ей право страдать? Ее жизнь в сравнении с жизнью не только голодающих детей Эфиопии, но даже мужниной родни легка и беззаботна; просто, когда Марины нет рядом, защитный слой понемногу отпадает.
Когда это началось – в день отъезда или в его преддверии? Так или иначе, Лора одна виновата. Нужно было остановить дочь. Испытание на материнство она провалила.
А может, думает Лора после очередного строгого самовнушения, женщине в ее возрасте естественно так себя чувствовать? Как это выяснить – непонятно. О таких, как она – без мужа, в разлуке с детьми, – не пишут в журналах. Когда в метро или на работе Лора натыкается на рекламу микроволновок, вяленых томатов, гранитных столешниц, шерохования мебели, гиацинтов, – ее душа возвышается. (Шепотом: на выставках немецкого экспрессионизма ничего подобного не происходит.) Она хочет объяснить всему миру, что можно быть в меру умной (да, постыдно невежественной и необразованной, но когда-то имевшей голову на плечах) и при этом мечтать о внесезонных пуховых одеялах, которых у нее никогда не будет.
А раз она неглупа, то почему у Мици Саджен есть всё: бытовая техника, карьера, Алистер Саджен, – а у нее ничего? Если бы Лора уделяла больше внимания гигиене и урокам живописи, Алистер был бы сейчас с ней? «Женщины твоего возраста, – день за днем напоминает она себе, – обычно не делят квартиру в полуподвале с двумя вдовами, двумя девственницами и морем цветочных горшков. За ужином никто не упрекает их в замкнутости. У них есть подруги. Даже любовники. Стоит ли удивляться, что за тринадцать лет такой жизни ты слегка приуныла?»