Я поискал глазами одежду, но не нашел. Попытался встать. Мышцы
худо-бедно слушались, но сильно закружилась голова. Я счел за
лучшее лечь обратно и подождать того, кто принес меня в дом. Не сам
же я сюда приполз и разделся.
Долго ждать не пришлось. Скрипнули петли, и в дверь, пригибаясь
и матерясь, протиснулась массивная фигура Тамсина. В руках она
держал источающий восхитительный аромат котелок.
Мои губы сами собой расплылись в улыбке. Я хотел позвать друга
по имени, но вместо этого закашлялся. Великан обернулся на
звук.
— Выглядишь, как дерьмо, Лард, — он вернул мне улыбку, кривовтую
из-за багрового рубца, протянувшегося через всю левую половину лица
великана. Кожа вокруг выглядела обожженной и жирно блестела. Тамсин
намазал ее какой-то дрянью. — Так, дай догадаюсь. Ты недавно
очнулся, у тебя все болит и хочется жрать. Так?
Я жадно проводил глазами котелок, который великан поставил на
край стола и слабо прошептал:
— Пить еще.
— Сейчас все сделаем, — кивнул Тамсин, наполняя глубокую
миску.
В котелке оказалась пшенная каша. Разваренная, пахнущая дымком,
с салом и кусочками мяса. Тамсин помог мне сесть, привалившись к
стене, и я с жадностью набросился на еду. Ел чавкая и обжигаясь, то
и дело прикладываясь к кувшину с кисловатым морсом, чувствуя, как с
каждой ложкой возвращаются силы. Я дважды просил добавки и
прекратил набивать желудок только когда почувствовал: еще чуть-чуть
и он лопнет. Ну разве что еще глоточек морса…
Отставив опустевший кувшин, я посмотрел великану в глаза и
искренне заявил:
— Ты лучший повар на свете, дружище.
— А ты сожрал, как ем я и еще столько же, — покачал головой
великан. Все время, пока я набивал брюхо, он сидел напротив,
скрестив ноги, и с растущим изумлением наблюдал за моей
трапезой.
— Я сжег все силы, — ответил я. — Теперь буду много есть и много
спать.
— Да уж надо думать, что все, — посерьезнел великан. — Ты бы
себя видел.
С этими словами он протянул мне крохотное зеркальце, которое
таскал с собой и использовал, чтобы брить голову. Я принял предмет
и только тут обратил внимание на собственную руку. Худая конечность
с тонкой дряблой кожей больше подходила старику, чем молодому
парню. Я взглянул на отражение.
Вздрогнул.
Показалось, что из зеркала на меня смотрит отец. Голубые глаза
выцвели и стали какими-то мутными, кожа покрылась сеткой морщин.
Скулы и нос заострились. Волосы стали длиннее и свалялись, вместо
спелой пшеницы они теперь напоминали сухую солому. Но больше всего
почему-то поразила борода. Короткие жесткие волосы густо покрывали
впалые щеки и подбородок.