После моего
яростного сопротивления Михаил прекращает попытки затянуть меня в лифт,
кажется, и мы долго поднимаемся по лестнице. Я еле-еле ноги переставляю. Сил
нет совершенно, а ещё и мокрая одежда к земле тянет.
Мужчина
приводит меня в свою квартиру и настаивает на том, чтобы я приняла горячую
ванну. Но я не хочу ничего. Только побыть в одиночестве, выплакать своё горе, и
чтобы никто не трогал. Закрываюсь в ванной и погружаюсь в свою боль. С головой
в неё ныряю. Именно она вместо воды окутывает моё тело, разливается по венам
кипятком вместо крови, скручивает все внутренности до горячих спазмов. Тяжело
дышать, невыносимо осознавать случившееся.
Мне кажется,
что время остановилось, и я замерла вместе с ним, застряла в мгновении
безысходности. Из болезненного небытия меня выдёргивает Михаил, ворвавшись в
ванну диким неуправляемым зверем. Настоящий разъярённый медведь. Он меня пугает
своей массивностью. Я ему не доверяю, ведь он приходил с теми людьми и
наверняка знал, что они задумали.
А теперь
хочет хорошим казаться? Заботу проявляет, чтобы свою вину передо мной
загладить? Такое невозможно искупить! Никогда…
Этот медведь
пытается уговорить меня раздеться, чтобы не заболела, но я всё воспринимаю,
словно через туман, да и плевать мне на болезнь. А вот когда он начинает меня
из ванны вытаскивать, пугаюсь не на шутку. Восприятие реальности обостряется,
пробуждая инстинкт самосохранения.
Отбиваться
пытаюсь, но супротив такого детины мне поставить нечего. Когда он одежду с меня
срывать начинает, понимаю, что всё…надругается сейчас, достоинства лишит и
ничего ему за это не будет. Да и я отбиться не смогу.
Вижу ведь
его потемневший взгляд. Но вопреки логике продолжаю сопротивляться, и в итоге
мне удаётся хорошенько стукнуть мужчину по лицу. Он стонет, хватается за глаз,
а у меня сердце в пятки уходит. Вот сейчас как ударит, я костей не соберу. Но
Михаил, вопреки моим ожиданиям, отпускает меня из захвата, а после подбирает
мокрую одежду и уходит. Я тут же хватаю одеяло и закутываюсь в него по самую
макушку.
Он видел
меня голой! Какой позор…стыдоба и грех. Женщина только перед мужем может в
таком виде представать. Но от меня сейчас мало, что зависело. Молюсь и про себя
прошу прощения у господа.
А Михаил
возвращается с чаем и бутербродами. Извиняется за то, что силу применил,
испугал и ставит еду на стол. Есть совершенно не хочется. А даже если бы
хотелось, то нельзя. Мужчина должен молитву над трапезой прочесть, иначе грех.