– Хочешь у меня работать? – спросил тот, кто предложил ему управлять лошадью.
– Хочу. А что делать?
– Я хозяин поселка, дел много, однако. Пасти скот, убирать в сараях, доить коров.
Фрол удивился тогда, надо же якут, или, кто он нанаец, а содержит двор и скотину. Но не стал высказывать своего удивления, согласился. Урочище жило своей таежной жизнью, словно на луне. Война его не касалась. Красные, белые не шныряли по дворам, выгоняя народ на митинги. Здесь время, словно остановилось.
Фрол работал, отдыхая душой и телом. Его никто не обижал. Работа у «хозяина» на его взгляд нетяжелая. Не сравнима с тасканием неподъемных ящиков с золотом. Постепенно стали забываться охранная служба в армии Колчака, и почти двухгодичный, кошмарный путь по непролазной тайге с Деникинским золотом, закончившийся гибелью людей.
В поселке Фрол прожил почти шесть лет. За это время успел жениться на русской девушке Аграфене, хмурой и неулыбчивой девке, на восемь лет старше его. Да о чем рассуждать? Выбора невест в поселке не было. Зато была выгода. Батька невесты в то время работал в Губерово председателем сельсовета, где к тому времени установилась советская власть.
Тесть выправил для него документы на Фрола Прокопьевича Пепеляева, хотя его истинная фамилия была Зародько. Малый запомнил наставление Гдальского. С новоявленными родственниками держал язык за зубами, не стал откровенничать и о смене фамилии, как и о своей принадлежности к Деникинской армии.
А вот имя и отчество Фрол оставил подлинные. Не решился отрекаться от родного тятьки, и собственного наречения. С помощью все того же Аграфенового родителя, молодые перебрались из захудалого нанайского поселения в русскую деревню Новопокровка. Где посей день и проживает его семья, его супружница Аграфена, да внучка Настя, правда уже без него.
– Подойди, Настёна, – повторила Аграфена более приветливым голосом, видя, что та не решается приблизиться к ней. – Ты не бойся меня. Я хочу, чтобы ты была не такой, как все, а умела управлять людьми, как тебе заблагорассудится, – говорила старуха девочке, не понимавшей ни единого ее слова. – Иди, иди поближе, – подзывала она Настю, когда та, было, двинулась к ней, да не доходя до бабки, остановилась.
Аграфена привстала с лавки, на которой сидела, притянула к себе внучку, и, зажав ее между колен, принялась ладонями сдавливать девчонке голову.