Я
положила руку парню на предплечье — не ввязывайся, мол, в эту
бессмысленную склоку. Он укоризненно покачал мне головой и просто
ответил:
—
Я горд честью сопровождать Лейлу-хании[1].
Сказав это, он наклонил голову в знак
прощания, и мы пошли дальше. Рунира не ожидала такого спокойного
ответа, а потому растерялась и не нашлась сразу, что сказать, чем
мы и воспользовались, стараясь побыстрее миновать эту неприятную
компанию.
Когда мы отошли довольно далеко по пустынной
улице, я сказала:
—
Ромич, спасибо.
—
За что? — удивился он.
—
Что не стал с ней ругаться.
Уже было несколько случаев, когда Ромич
дерзко отвечал на выпады Руниры. И за это отцу пришлось лично на
глазах у «обиженной» стороны пройтись плеткой по его спине. Да,
есть здесь и такой закон: если раб оскорбляет свободного человека,
то свободный может наказать его сам с разрешения хозяина раба или
передать эту обязанность его хозяину. Хозяин может настоять на том,
чтобы самому определить и исполнить наказание. Те несколько раз
отец брал эту обязанность на себя. Разумеется, совсем не наказывать
Ромича он не мог, тем более что Рунира и ее бабушка хотели видеть
экзекуцию. Хорошо хоть ее мать, Мира, так и не решалась даже близко
подходить к нашему дому. Бил отец, конечно, не в полную силу, но
следы от плети еще долго держались на спине парня.
—
А разве я мог иначе? — с горечью ответил он и отвернулся. — Я раб,
Лейла, и должен выполнять просьбы своей хозяйки и нести наказание,
если посмел слишком дерзко ответить завистливой малолетней
идиотке.
Мне тоже стало горько, ведь он прав. Во всем
прав. И совершенно не имело значения, что для меня или моих близких
он давно перестал быть рабом. Даже мама и та давно уже свыклась с
мыслью, что профессор, Ромич и Кирим в наших глазах не рабы, и
относилась к ним как к друзьям или даже членам семьи. Но все это не
отметало того, что в глазах других людей они так и остались
презренными рабами.
—
Ромич, ты же знаешь, что я никогда не относилась к тебе как к рабу!
— На это он лишь криво улыбнулся. — Давай, я поговорю с отцом, и он
даст тебе свободу?! — воскликнула я.
Этот разговор происходил уже не раз и не два,
но я все равно продолжала поднимать эту тему.
—
И что это изменит, Лейла?! — взорвался парень и, размахивая руками,
с неизбывной болью продолжил: — Разве ты не знаешь, что в Шалеме в
глазах людей я навсегда останусь человеком с клеймом раба? Разве ты
не знаешь, что никто никогда не даст мне нормальную работу и не
будет платить, как рожденному свободным? Разве ты не знаешь, что,
потеряв вашу защиту, надо мной начнут измываться все кому не лень?
Разве…