— Ты… ты… ненормальный, Барс, — тяжело
дыша, говорит Пинкодик, обеими руками вцепившись в мои
плечи.
— Вот это называется заряд бодрости, а
не щадящая пенка для купания, — смеюсь я, и в этот момент между
нами всплывает резиновая уточка.
Переглянувшись, поднимаем головы и,
морщась от солнца, всматриваемся в балкон. Мало ли кто или что
решит вслед за нами спрыгнуть. Если полетит шкаф или, не ровен час,
моя бабуля, то нам лучше грести к берегу.
— Ребятишки, — опускает наши лица та
самая бабуля, держа в руках надувного фламинго, — только не
говорите, что мою вишневку нашли. А то меня пугает ваш… заряд
бодрости.
Просушив волосы крутым феном сестры,
собираю их в тугой хвост, нахожу в комоде ее плюшевую пижаму,
подворачиваю штаны и рукава, чтобы не утонуть в ней, и спускаюсь на
первый этаж. Барс валяется на диване, бесцельно переключая каналы
на телевизоре, а его бабушка хлопочет на кухне.
— А ты у нас че, сильно красивый —
помогать? — бросаю Барсу, уперев руки в бока.
— У меня аллергия на острое, —
монотонно напоминает он.
Скольжу взглядом по натертой морковке,
маринующейся в остром соусе, и перевожу его на стопочку свежих
блинов, которая постепенно увеличивается.
— О, блинчики с перчиком чили! Мои
любимые!
— Как — с перчиком?! — Барс
подскакивает с дивана, выронив пульт.
— Как ты живенько встал, — улыбаюсь,
пожонглировав тремя апельсинами и направив их своему другу. — С
тебя сок!
Поймав один, но получив в плечо и в
лоб от остальных двух, Барс морщится, застонав сквозь
зубы.
Я закрываю рот обеими руками и замираю
на месте.
— Прости, — издаю мышиный
писк.
— Да не извиняйся ты перед ним, —
подсказывает мне бабушка. — За что там трястись? Головенка-то
пустая. — Она ставит блины на стол и залезает в жарочный шкаф,
откуда тянется ароматный запах запеченной индейки.
— Ба! Ты так-то моя
бабушка!
— Вот поэтому я до сих пор жива. Как
тебе, пустоголовому, наследство отписывать? Нормальный внук уже
женился бы, правнучка бы мне подарил.
— Мне всего двадцать четыре. Рано еще
жениться. — Барс подбирает с пола апельсины и кладет их в раковину.
— И на твою последнюю днюшку я подарил тебе манчкина. Он лучше
правнуков.
— Когда твоему деду было двадцать
четыре, у нас уже была твоя двухлетняя мать! — спорит бабушка. —
Васенька, зажги лампы, будь добра.
В доме и правда уже тускло. Летние
сумерки хоть и долгие, но не бесконечные.