Всего секунду – она смотрела на это
лицо всего секунду, но ей хватило. Белые яблоки глаз, ссохшаяся и
потрескавшаяся кожа – бледная, почти обескровленная, похожая на
бумагу, такие же обескровленные губы.
Женщина. Старуха. Белява.
Равена много слышала об этой болезни.
Говорили, что кровь тех, кто заразился ею, становилась бесцветной,
как вода, и негодной. Сначала белели глаза, кожа и волосы, потом
начинали сгнивать внутренности. Вот о каком знаке говорил Амир!
Каждый, кто перевозил белявых, должен был поставить на повозке
специальный знак – белый круг. Его обычно рисовали от руки мелом. И
на этой повозке он наверняка был – Равена просто не заметила.
Она готова была убить Амира. Пусть он
знал, что Равена и ее родители относились к тем счастливчикам, для
которых эта болезнь была не страшна – когда-то отец и мать Равены,
будучи совсем молодыми, во время эпидемии белявы помогали
врачевателям в приюте для зараженных, и болезнь не тронула их, а в
Равене текла их кровь, - но даже несмотря на это... Страшно.
Страшно от хрипов старухи всего в двух шагах, от ее бесцветных
глаз, от обескровленной кожи.
«Я убью тебя, чертов брат!» -
мысленно пообещала себе Равена.
В одном он был прав – никто в своем
уме не сунется в эту повозку.
Как только топот преследователей стих
где-то на соседней улице, Равена потянулась к пологу, собираясь
откинуть его и выпрыгнуть на мостовую, как вдруг кто-то схватил ее
за руку.
Обернулась и вскрикнула Равена
одновременно. Не удивилась, когда увидела, что за руку ее держит
белоглазая старуха, но от страха сердце ушло в пятки, а воздух
камнем застрял в горле. Равена попыталась вырваться, но старческая
рука, обтянутая потрескавшейся белой кожей держала ее мертвой
хваткой.
- Отпустите, - глухо, едва слыша свой
собственный дрожащий голос, попросила Равена.
- До этой проклятой болезни я была
гадалкой, - прохрипела ей в лицо старуха. – Хорошей гадалкой. Людям
правду пророчила, а они мне за правду платили. Хорошо платили.
- Пусти... те, - едва выдавила из
себя Равена, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от ужаса, но
канрийцы все еще могли ее услышать.
- А теперь ко мне никто не подойдет,
- продолжала старуха. – Никто не попросит погадать на судьбу. Но
тебе, дитя, я, так уж и быть, даром твою судьбу расскажу.
- Пожалуйста, отпу... – от отвращения
слова застряли в гортани Равены, когда покрытое множеством трещин
белое лицо с бескровными губами придвинулось к ней совсем близко, а
пустые глаза как будто заглянули прямо ей в душу.