Нет, нет и ещё раз нет. Это наш окончательный ответ Чемберлену.
Местному.
Но в это утро всё было не на моей стороне. Не успела я свою
больную головушку к ставшей уже родной подушке прислонить, решив,
что да чёрт с ними со всеми и по фиг, как я выгляжу. Всё равно меня
кое-кто в упор не видит. Посплю я лучше, может, хоть голова
пройдёт.
Так вот, не успела я свою просто раскалывающуюся, как и всегда
после слёз, головушку повторно донести уже таки до вожделенной
подушки, как практически у самой двери в наши с Гальянкой покои
послышался громкий и довольно-таки скандальный голосок всё той же
Гальянки, на кого-то очень так по-нагленькому кричащей.
Не, ну сколько можно-то, в самом деле, а? Злость уже прямо
берёт, честное слово.
И такая злость меня взяла, что подхватила эта злость меня на
своих крылышках злобных и вынесла в одной ночнушке аккурат в
коридор, где я и объяснила Гальянке прямым текстом на чистом
русском нецензурном языке, что я думаю по поводу ранних подъёмов в
этом замке, шуме по утрам в оном, и о погоде за окном в целом…
Если же передать мою речь кратко, то я просто несколько громко
попросила: «Да дайте же, наконец, поспать!!!» Ну, и дальше все
буквы алфавита, начиная с буквы ё. Правда, в самом конце моего
краткого, но эмоционального монолога, буквально на последнем
восклицательном знаке я этим самым последним восклицательным знаком
в натуре поперхнулась.
Посему как вдруг увидела несколько больше благодарных
слушателей, нежели рассчитывала. Причём на всех на них как на
одного, похоже, употреблённые мною выражения и обороты речи
произвели поистине неизгладимое впечатление.
Хотя Инка Телегина мной просто гордилась бы. Так и слышу, как из
другого мира и, возможно, даже времени доносится её такой родной
слегка скрипучий голосок: «Да пошли ты их всех, мать…».
Дааа… Посылать тут есть кого, прямо скажем…
Кружок благодарных слушателей, замерших живописной сценой из
«Ревизора», состоял из: конечно же, непосредственного адресата всех
этих слов, плохих и не очень, мадемуазель Гальяны, заместителя
великого педагога и тренера Сергеевой Э., раз.
Какой-то испуганной девульки, ввалившейся прямо с мороза, судя
по её зимней одёжке, довольно-таки скромной, и пылающим здоровым
румянцем круглым щёчкам, это два.
Величественного вида мадам средних лет, очень ухоженной,
красивой породистой редкой красотой. Почему-то, видимо, от шока,
она сразу ассоциировалась у меня с секретаршей нашего ректора,
Клавдией Сергеевной, дамой холёной, солидной и неприступной. Это
три.