Остается только одно... По проторенному пути. Придется поступать
в школу милиции. Осознав это, мне вдруг стало намного легче. Будто
с души упал камень, размером с задницу борца сумо. Хотя где-то в
глубине сознания моя гаденькая темная сторона нудела и скрипела
голоском Голлума: “Опять в ментовку, опять заново жизнь профукать.
Пока твои одноклассники бизнес строили и коттеджи покупали, ты в
засадах сидел и всухомятку чебуреки трескал. Ты этого снова
хочешь?”.
— Мы пришли, — вздохнула Катя и остановилась возле серой, как
стандартная мышь пятиэтажки. — Ну, до завтра…
— До завтра, — улыбнулся я.
— Квартиру сам найдешь? Вон смотри, у тебя свет в окошке горит.
Мама твоя не спит еще. Не ждет она тебя так рано…
— А отец где? — нахмурился я.
— Ты что? — Катя изменилась в лице. — Нет у тебя отца…
— Да шучу я, — соврал я. — Знаю, что нет, тебя проверял… Ну все,
я пошел.
Я наклонился вперед и чмокнул Косичкину в губы. Та налилась
краской и немного отпрянула.
— Ты что? — выдохнула она.
— А что такого? — я непонимающе на нее уставился.
Не привык, чтобы на мои поцелую так реагировали девушки, с
которыми я под ручку по ночному городу брожу.
— Это же… Неприлично…
— Так, я не понял, — уже нахмурился я. — Мы с тобой дружим или
нет?
— Дружим! — закивала девушка.
— А в чем тогда дело?
— Мы, как комсомольцы дружим, как одноклассники…
— А-а-а, — скривился я. — Понятно, что у вас… У нас все
по-комсомольски. Ладно, пока.
Я развернулся и побрел в сторону своего подъезда. Косичкина
проводила меня мечтательным взглядом и растворилась в глубине
улицы.
Неплохая девчонка, но странная. Хотя, сейчас все девушки такие.
Эгоцентричные шаболды еще не народились. Их принесет поколение
нулевых…
Я шагал по пустому подъезду. Пахло жареной рыбой и беломором.
Поднялся на второй этаж и остановился перед неказистой, обитой
потрескавшимся дермантином дверью. Вот и мой новый-старый дом. Я
вспомнил эту дверь, с истертой до зеркального блеска дверной ручкой
и прилипшей к стене под многочисленными слоями зеленой краски
круглой кнопкой звонка.
Но звонок не работает. Я это помнил. Тихо постучал. За дверью
послышались шаги. Щелкнула щеколда и дверь распахнулась.
— Привет, мам…
Передо мной стояла женщина лет сорока с усталым взглядом и
тронутыми сединой густыми волосами, скрученными в тугую шишку на
голове. Ситцевый подвыцветший халат скрывал крепкую, но чуть
сгорбленную фигуру. Наверняка в молодости она была красавицей, но
сейчас ее что-то надломило.