Кстати, а что тут горит рядышком? На машине ни пятнышка копоти,
явно не от неё дымок. А трава дымится чуть ли не у самых колёс,
потому-то издалека и подумал, что это именно полуторка и горит.
Пал шёл из центра луга, может, поля для покосов, я в этом ни в
зуб ногой. Добравшись до эпицентра пожара, я увидел труп с
обгоревшими ногами в сапогах, в синих галифе и гимнастерке. Рядом с
телом лежал ТТ, фуражка с малиновым околышем и большой кожаный
саквояж с блестящими шариками на верхней застёжке.
Прямо у ног мертвеца лежали несколько обгоревших папок с
бумагами. Нога у офицера или командира, если правильно говорить,
была перетянута тонким ремешком возле самого паха, гимнастёрка
сверху донизу пропиталась в крови. Да и грязная она была, как если
бы человек перед своей смертью полз, пытался встать на ноги и опять
падал, и снова полз. Думаю, не было никакого третьего, это и есть
пассажир.
Интересно, что за документы такие секретные, что командир
Красной Армии решил на последнем издыхании спрятаться среди высокой
травы и их сжечь? Не стояла бы такая сушь и успей он довести дело
до конца, то найти это место не сразу бы удалось. А тут прямо
ковровая (черная, а не бардовая) дорожка от машины до тела.
Из остатков документов узнал о покойном, что сотрудник НКВД
лейтенант Аникашин Максим Павлович увозил личные дела людей,
которым предстояло в Бресте, Кобрине и ещё двух крупных городах
создать подполье и устраивать диверсии до прихода советских
войск.
Кроме Бреста знакомых названий не услышал. Брест вроде бы в
Беларуси расположен и первым принял удар фашистов. Выходит я попал
в самое начало войны? Или нет?
Полез в кузов и начал ворошить подшивки газет и смотреть
штемпели на конвертах. Самая последняя дата стояла - 5 июля сорок
первого года.
Попутно разжился пачкой относительно чистой бумаги (с одной
стороны имелись записи чернилами, из-за чего на обратной стороне
проступали точки и чёрточки) и набором карандашей в кожаной
офицерской планшетке, которая лежала под пассажирским сиденьем. Под
водительским же отыскал вещмешок, где (Боже, это просто счастье!)
лежала горсть сухарей, жестяная плоская коробочка с колотым твёрдым
сахаром, две банки тушёнки и одна со сгущёнкой.
Убитых я похоронил и с чёрной тоской подумал, что понемногу
становлюсь могильщиком.