На Рионну, сонно кружась, падали снежинки.
— Прекрасное начало лета, рыба полосатая! — скривилась
сойка.
Серые улицы и нависшие над ними истончившиеся, словно от голода,
дома жадно впитывали в себя любые звуки. Шум шагов, стук копыт,
тяжелое дыхание.
Город пожрал все, и теперь его засыпал снег. Но не белый, а
светло-серый, больше похожий на пепел из прогоревшего костра.
Снежинки очень неохотно таяли, несмотря на теплую погоду, и грязные
проплешины легли на брусчатку, стали собираться на карнизах и
козырьках зданий.
Тэо стоял на холме, ближайшем к реке, том, на котором веками
высился Каскадный дворец, и изучал чужую, незнакомую Риону. Так,
словно видел её впервые.
— Если доплыть в Филгам и пересечь весь Дельфин, оказаться на
самом юге, где острый мыс лижут волны, а дальше одно лишь
бесконечное море, там живут степные племена. Они тоже соланцы.
Вроде как. — Лавиани непонятно чему усмехнулась. Каким-то своим
мыслям. — Хотя они тоньше, смуглее, да глаза еще более темные. Они
сжигают своих мёртвых.
— Народ курганов. Я был там однажды с цирком. К чему ты
клонишь?
— Мертвецов выносят на берег, обкладывают хворостом, льют масло,
убивают быка, если богат. Или курицу, коли беден. Костер хорошо
горит, а ветер поднимает пепел в небо. Однажды они сожгли несколько
сотен покойников разом. И небо стало отдавать прах назад. Щедро,
забыв о жадности. Их деревню засыпало им. Смотри, Попрыгун. Этот
странный снег почти такой же, как тот прах. Медленно и величаво
укутывает город покойников.
Тэо покосился на нее с сомнением.
— Что, рыба полосатая? Слишком много слов для такой, как я?
— Да еще и высокопарных.
Усмешка прорезала её суровое лицо. Словно трещина, возникшая на
сковавшем озеро льду.
— Должна же я когда-нибудь превратиться в болтливую бабку.
Сейчас самое время. Мир, судя по всему, на самом краю и простит мне
такую слабость.
Город засыпало снежным прахом, и он спал, ожидая, когда вечные
сумерки дня перейдут в ночь. Башни высились из серого марева
пальцами скелетов, грозя непонятно кому. Районы Трещоток, Пепельной
Кучи, Удавки, Погребальных Слов, Сгоревших Листьев, Ниток и тех,
что тянулись за ними, — все они, вплоть до внешних крепостных стен,
теперь мертвы. Кто не успел уйти, навсегда остались там.
Тэо помнил, как все случилось. Вода Пьины вскипела, впитала в
себя ночь и с рассветом, перебродив, выплеснулась на
противоположный берег. Не водой, но тьмой. И та, червями,
устремилась в кварталы, пожирая и разрушая все, до чего могла
достать.