Продолжим собирать мысли... По
кусочкам. В минусе — я негр. В плюсе — я не маленький негр и вроде
как не уступаю себе в габаритах. Минус — моё сало. 120 кг отборного
пиндосского[1] сала заменили
пока неясным весом «легкоусвояемого чернозадого мяса». Хм-м. Меня
потянуло на юмор, может, не всё ещё потеряно и крыша у меня не
съехала. Ах да, ещё у меня здоровенный обрезанный фаллос (я
посмотрел в штанах). Но я негр. Православный негр — на шее висит
нехилый нательный крест.
Положа руку на сердце, я —
расист. Да, да, именно расист. Не экстремист — делать мне нечего,
кроме как линчевать обезьян по ночам. Но расист принципиальный, с
убеждениями основанными на долгой жизни среди ленивых, наглых,
тупых... да, в общем, чёрт с ними.
И теперь я — негр! Ну и
ирония... Всевышний, наверное, ухохатывается. Может, убиться об
стенку? Но не факт, что я вернусь домой к своим. Что делать?
Толстый сказал, что я грохнулся с коня, так что буду пока косить
под амнезию. Надеюсь, прокатит. С этой мыслью я уселся на кровать и
стал ждать кого-нибудь.
Долго ждать не пришлось. За
дверью затопали, и ко мне вошли три мелковатых негра. Одеты они
были в хламиды, наподобие той, что была на толстяке, и несли с
собой дары в форме белой одежды и бадьи с водой. Наверное,
послушники монастыря. Амбалы за дверью так и стояли. Да уж, этих
хоть сейчас ставь на охрану Мавзолея.
— Позволь омыть и переодеть
тебя, принц, — обратился ко мне самый смелый из парней.
Я молча кивнул и встал, со
второго раза получилось лучше. Идея отдать себя в руки трёх
мужиков-негров меня отнюдь не возбуждала — у нас в стране гомиков,
конечно, много, но я к ним симпатии никогда не испытывал. К
несчастью, приходилось соответствовать.
Ага, сейчас. Я честно терпел,
пока три этих гома (ну, а как ещё назвать мужика, который
добровольно лапает другого мужика?) снимали с меня штаны,
обливали водой (прямо в комнате!) и тёрли спину чем-то похожим на
губку, но когда один из них полез мыть мне гм, половые органы, я не
сдержался. Мелкий негр отлетел к окну.
— Руки прочь от царского хрена,
…асы! — взревел я.
Андреналин закипел в крови —
мозолистая коричневая рука, гнусно тянущаяся к самому сокровенному
(пусть и непривычному), привела меня в бешенство. Борьба — борьбой,
но гомофобию свою я, похоже, так и не вылечил.