С точно таких же, как «Пантера», кораблей сгружали других девушек. Некоторых привезли в клетках, словно диких зверей. Они отличались особо смуглой, едва ли не черной кожей, и удивительной стройностью стана. Вокруг стоял невообразимый шум и гам. Торговцы перекрикивались, девушки плакали. Другие, не мы. Храм наслаждений забрал слезы, а тех несчастных привезли из родных домов сразу на продажу.
— Вы на них даже не смотрите, — по-своему ободрил нас торговец. — Они вам в подметки не годятся, девочки для борделя, а не гарема. Это я вам, Ага Сомбе, говорю. Тех в саду продадут, какой им павильон!
Слабое утешение — ощущать себя дорогой вещью.
После дороги даже самая распрекрасная девица теряла свою прелесть, поэтому нас отвели в рыночный гарем — так назывался дворец внутри дворца, с отдельными комнатами для отдыха, садиком, фонтаном и даже бассейном. Отделанный изразцами, он напоминал шкатулку с драгоценностями. Охраняли его столь же тщательно, как фамильные бриллианты. Девушек принимали строго по списку, всех стразу. Выпускать могли по отдельности, но только в сопровождении торговца. В остальном нам предоставлялась свобода действий. Правда, я понимала, что это только иллюзия. Во всех помещениях имелись потайные окошечки, позволявшие наблюдать за обитательницами гарема. Я обнаружила их совершенно случайно, когда разглядывала изразцы. Только вот предназначались они не только для стражи, но и для потенциальных покупателей. Не раз и не два, видела, как шторка отодвигалась. Разденется девушка, окунется в бассейн, а ее во всех подробностях изучают. Ляжет на массажный стол после парилки, и тут она вся на виду. Меня тоже оценивали, будто щупали. Там, на столе, и догадалась, для какой цели сделаны окошечки, вовсе не для слежки и пресечения побегов
— Расслабься! — Сильная, мужеподобная массажистка уложила меня обратно на стол, когда я попыталась встать, прикрыться полотенцем. — Пусть мечтают о тебе, изнывают от желания, на торгах больше заплатят.
Она словно специально поворачивала меня к наблюдателям то одним, то другим местом и не жалела масла. В конце и вовсе принялась ласкать.
— Ну давай, давай, милая! А то решит, будто ты холодная ледышка. Не стесняйся, на моем столе все кончают.
Палец массажистки, как некогда Тебо, терзал нежный бугорок, временами спускался ниже, слегка погружаясь в лоно. Массажистка не зацикливалась на одном типе движений, пробовала то одно, то другое и, наверное, добилась своего — я не совсем понимала, каков конечный результат. К низу живота прилила кровь. Я дернулась, ощутив странное неудобство. Точно не могла описать, в чем оно заключалось. Смутно хочется чего-то и нельзя. Довольная массажистка капнула еще масла на руки и, широко раздвинув мои бедра, принялась за дело с удвоенной силой. Бугорок пульсировал от каждого ее прикосновения. Меня бросало то в жар, то в холод. По животу разбегались сладостные судороги. Все мои мысли, все ощущения сосредоточились под пальцами массажистки — сейчас она не ограничивалась одним. Еще, еще и еще. Так нестерпимо, что я, изогнувшись, вцепилась в лежанку. Горячее лоно готово было взорваться. Меня накрыло удушливой волной. Тяжело дыша, приподнялась на локтях и в изнеможении рухнула обратно на стол.