Это что же выходит, нужно было не запрещать, а наоборот —
слушать? Или даже… самой читать, так?
Катерина смотрела перед собой, не видела ни стены, ни Мэгвин, и
едва ли не плакала. Она — она! — которая — не плакала — никогда. Её
слёз не видели ни дети, ни коллеги, ни начальство, ни ученики. Она
всегда была сильной, её ещё в детстве папа научил. Папа был
фронтовик, он всегда повторял — Катя, иди вперёд. Что бы ни
случилось, иди вперёд. Не останавливайся. Смотри в лицо своему
страху. Смотри в лицо своей беде. И тогда победишь.
Она продышалась и снова взглянула на Мэгвин.
— А дети? Мои дети?
— Твои дети выросли, их судьба больше от тебя никак не зависит.
Думай о том, что ты сделала для них всё, что могла, и дальше они
справятся сами. Если это те дети, которых я видела в том доме, где
встретила тебя.
— Да, это они, — угрюмо кивнула Катерина, ей было стыдно, что
Мэгвин застала безобразный скандал. — Но ведь я хотела жить там! С
ними! Я так и подумала, что мне предложили встать на ноги и пойти,
и призвать их к порядку!
— Ничего, они не маленькие, справятся. Сколько лет старшему?
— Старшая — дочь, Наталья, её там не было, ей сорок семь. Володе
сорок. Валерику тридцать восемь.
— Да у таких внуки уже, а ты всё их от юбки своей отпустить
никак не можешь, — усмехнулась Мэгвин. — Вот они у тебя и
бузят.
— У самой-то есть дети? — хмуро спросила Катерина.
— Три дочери, взрослые, внуки уже народились.
— И у меня внуки — от сыновей. У дочери нет никого.
— Значит, судьба. Я, конечно, схитрила, когда спрашивала —
хочешь ли ты жить дальше. А ты не догадалась спросить меня — тогда
мне пришлось бы рассказать тебе всё. Но ты не спросила, я не
рассказала, и теперь мы там, где есть, и где тебе предстоит прожить
ещё одну жизнь. А уж какой она будет — это зависит от тебя.
Вот ведь! Говорили ей — читай всегда все маленькие буквы в конце
документа, спрашивай обо всём! И ведь она всегда была дотошной, все
знали — не слезет, пока своего не добьётся! И вот — прочитала.
Спросила. И даже винить-то некого, кроме себя!
— И что теперь? — вздохнула Катерина.
— Теперь — я постараюсь продержать тебя здесь, сколько смогу. Я
сказала Робби, что ты ничего не помнишь и никого не узнаёшь. Это
поможет тебе на первых порах — пока не разберёшься, кто есть
кто.
— Да не поверит же никто! Если я тут… если она… в общем, я ж
семьи-то не знаю! Кто была эта несчастная? Ну, девочка, которая
умерла?