Любовь под наркозом - страница 26

Шрифт
Интервал


Бросаю гневный взгляд на этого Артема Алексеевича. Да уж. Тот еще тип.

— Кирилл Александрович…

— Он прав. Давай. Не капризничай.

Скрещиваю руки на груди. Я и не капризничаю, вообще-то. Что-то Загорский бесит уже меня. Не на шутку прямо!

Да они тут, похоже, под одну дудку пляшут, и слушать меня, конечно, никто не собирается.

Из коридора доноситься какой-то скрип, и вскоре я вижу, как в палату заходит молодая симпатичная медсестра в белом халате, и тянет за собой старенькую скрипучую каталку.

— Боже, едва дотащила! Когда нам уже новые каталки привезут. Всем отделением праздновать будем.

— Спасибо, Ленусик.

Вижу, как эта “Ленусик” расплывется в улыбке, видя Семерова, а после вообще расцветает, когда видит Загорского.

— Ой, Кирилл Александрович, и вы тут?

Медсестра тут же прихорашиваться начинает, дергает свои крашенные патлы, и поправляет уж больно короткий халатик.

— А где быть заведующему реанимации, как не в реанимации. Не задавай глупых вопросов.

Медсестра на это начинает уж больно наигранно смеяться, а мне почему-то хочется ее придушить. Так, тихонько взять, и перекрыть воздух.

Она смотрит на Кирилла Александровича, как на вкусный кусок торта, и почему-то мне это не нравится. Хочется ее вышвырнуть отсюда, и поскорее.

— Лен, мы сами справимся. Можешь быть свободна.

В этот момент я мысленно дарю приз Семерову за то, что так лаконично отшил эту Лену. Она бросает расстроенный взгляд, но после все же уходит, показывает всем нам просвечивающий на спине халатик, на котором отчетливо видны лямки белого бюстгальтера, и таких же стринг. Ужас какой.

— Так все, поехали.

Вздрагиваю, когда Артем Алексеевич подходит, и дергает мое одеяло, отчего я издаю истошный крик, понимая, что под ним ведь нет ничего!

— Нет! Не надо!

— Чего ты орешь?

— У меня одежды там нет!

Почему-то начинаю дрожать. Бросаю взгляд на этих мужчин. Оба высокие и сильные врачи, и я тут одна с ними. Совсем одна.

— Хм, ясно.

— Артем, я сам подхвачу ее, а ты ноги уложишь, чтоб лангету не сломать.

— Ну…ладно.

Прикусываю губу. Ощущение такое, словно они делят меня по частям. Кому ноги, кому голова. Брр…

Замираю, когда Кирилл Александрович куда-то уходит, а после возвращается с чистой простыней в руках.

— Этим прикройся.

— Спасибо.

Осторожно беру простынь, и будучи под одеялом, обматываюсь ею, оставляя только ноги голыми. Там гипс все равно. Сильно не прикроешься.